Ещё каких-то два года – и Вадя уже будет сурьёзным таким юношей, а не подростком. Как и мы все. Нацепит костюмчик, начнёт заливать свои фотки в сурьёзных позах, писать политические посты, а не про эти все звёздочки и космос. И тогда никто уже не будет сомневаться, что он и есть автор.
Долго ещё мы болтаем обо всём и ни о чём. А я всё не решаюсь спросить у Вади, что он надумал о числе двенадцать. Кто-то невидимый как будто прикладывает палец к моим губам, призывая молчать. Чем дольше я не буду задавать этот вопрос, тем позже я узнаю и пойму… что? Что выпавшее на кубиках число и номер пропавшей карты – это не случайное совпадение, а зловещая закономерность, которая потянет за собой цепочку каких-то событий? В моей жизни, в их жизни, в нашей общей теперь жизни. А ведь механизм уже запущен как минимум в моей голове. Мысли о карте и числе без остановки крутятся внутри неугомонными зубчатыми колёсиками, и пока они крутятся, в ушах что-то тихо, но неотвязно тикает: тик-тик-так, тик-тик-так. До сих пор, в последние несколько дней, я этого тиканья не замечала. Или делала вид, что не слышу. А сейчас оно заявляет о себе настойчиво, неумолимо. И моё вечное неверие, моё здравомыслие, мой скепсис вот-вот дрогнут под этим натиском. А насмешливый визгливый хохот пятнистой гиены вот-вот снова взбудоражит мой слух, заявляя о том, что научно недоказуемое тоже имеет право на жизнь. Похоже, у меня нет выбора: промолчу ли я о карте, не стану ли спрашивать Вадю о числе двенадцать, – всё равно тикающий механизм это уже не остановит, не заглушит, не выключит.
Но вместо того, чтобы задать Ваде неизбежный вопрос, я неожиданно для самой себя пишу в личку Светке совсем другой. Но тот, что тоже мне не даёт покоя со дня нашей встречи.
Я: Свет, а я вот что вспомнила: пару раз, когда проходила мимо больницы, видела там Вадю и Толика. Тогда я, конечно, не знала, что это они. А позавчера, после того случая в маршрутке, поняла, что мне их лица знакомы. Представляешь?
Я не знаю, как подступиться к главному вопросу, чтобы не спугнуть Светку своим любопытством. Но она, сама того не зная, здорово помогает мне: не дожидаясь лишних уточнений и объяснений от меня, начинает раскрывать потихоньку ту самую «тайну».
Света: А, так я тоже с ними была. Ты меня не видела потому, что я вечно задерживаюсь в палате дольше всех. Видимо, я и те пару раз тоже всё ещё была в палате, а они меня внизу ждали.
Я: А вы там кого-то из общих друзей навещали? Если это не секрет, конечно.
Света: Ха-ха, ну ты даёшь, никакого секрета! Мы волонтёры. Реабилитационные (до сих пор не могу это выговорить вслух). Оказываем психологическую помощь ребятам примерно нашего возраста, которые… Ну, в общем, неудавшимся суицидникам, как их называет наш Толик.
Ого. Вот это поворот. Крутой вираж прямо.
Я: Здорово. Это, наверно, жутко сложно.
Света: Да ничего такого уж сложного. Мы просто разговариваем с ними. Настраиваем на позитивную волну. Всеми возможными способами. Но главный способ – это рассказ о нашем собственном