бы тайга ни была огромная и страшная, ориентиры, указывающие на стороны света, никто не отменял.
Его промежуточной целью был небольшой поселок в трехстах километрах от лагерей. Туда его должен привести очередной рукав реки. Там он был бы в безопасности. Оттуда шли товарники. Именно там была развязка железнодорожных веток. Оттуда он напрямую выйдет к своей основной цели. Только бы немцы не заняли его городок, только бы отступающая армия задержалась на клочке его родной земли.
Из скудных сводок, долетающих до осужденных и приговоренных, он знал, что военная машина вермахта сминала раздробленные группы советских войск по всему фронту. И его городок был не исключением. Немцы двигались в его направлении.
Мотаясь по пересылкам и этапам, он тут и там встречал боевых офицеров. Людей с опытом ведения боя, стратегических и тактических ходов в условиях военных действий. Испания, Финляндия, та же Монголия. Поражала та близорукость, с которой власть втаптывала в грязь истинных сынов отечества. Маниакальное унижение боевых офицеров. Маразм, поразивший насквозь верхушку власти.
Герои становились антигероями за секунды, врагами народа за время прочтения приговора. Ильич не жалел себя – он не нюхал пороха. Начальник заставы. Количество нарушителей за последний год резко возросло. Но он справлялся.
Он не мог забыть друга детства, вернувшегося из Испании. Героический летчик, сбивший десяток самолетов врага, сам стал врагом. Человеческая зависть к его героизму дала импульс к написанию доноса. Оброненная фраза во время застолья, посвященному герою, чуть неверно сформулированная и извращенно истолкованная, погубила аса.
«Жить и убивать тварей…»
Именно с такими словами он выживал в стенах казематов, за колючкой, в вонючих, переполненных вшами, болезнями и интригами бараках.
Именно с таким девизом он шел по тайге, замерзая от холода. Именно с такими словами он засыпал в шалашах, сделанных из веток ельника среди развороченных сломом деревьев и корневищ. С ними же он просыпался и снова шел.
«Ты обязан жить и убивать тварей!»
Он сидел вечерами перед костром, согреваясь его теплом и настоем из еловых иголок и мха. Голод. Он, насколько смог, растянул страшную еду, оставленную старым зеком. Она спасла. Она придала сил. Ильич покрыл большое расстояние за пять дней. Но до реки еще было далеко. За последние два дня он прошел немного. Сил не хватало. Он пытался компенсировать сном. Но этого было мало. Организм требовал пищи.
Ильич стоял над телом умершего лося. Животное было почти полностью изъедено птицами и млекопитающими. Внешний вид отпугивал. Но голод, овладевая разумом и обладая вторым голосом, уговаривал. Он знал, что животное могло умереть от болезни, да и трупный яд был смертелен. Тот факт, что лося «жрали» птицы и другие звери, убедил Ильича, и он вырвал часть мосла с остатками мяса и быстро пошел в нужном направлении.
Отточенными до автоматизма действиями он отрывал ветки елок. Сушняк. Костер. Огонь. Отвратительный запах готовящегося мяса.
Он смотрел на зажигалку уголовника,