увидел, что это его рапорт. Рапорт с просьбой зачислить капитана Платонова в Военно-медицинскую Академию. С визой Зубарева на нем: «Ходатайствую по существу…»
– Узнаю, – кивнул Виктор.
Командир, медленно перебирая пальцами, скомкал лист, собрав его в кулак, и швырнул в урну около стола.
– Не бывает так, что никто не виноват, – скрипнув зубами, сказал он Платонову. – Уж не обессудь, капитан. Мне еще перед округом навытяжку стоять, а там никаких Германов Владимировичей нет, там меня просто разорвут, ты же понимаешь. Напишешь рапорт еще раз – через год. Или через два – смотря как быстро я забуду про Липатова.
– Другого способа наказать меня не существует? – спросил Платонов, понимая, что решать проблему надо прямо сейчас. Выйдешь за дверь – считай, со всем согласился, назад пути не будут.
– Может, и существует, – ответил Зубарев. – Но я их пока не вижу. Кругом марш.
– Товарищ полковник… – попытался зацепиться за беседу Виктор, но командир грубо оборвал его приказом «Выполнять!» и указал пальцем на дверь. Платонов развернулся и вышел в комнату к секретарше. Та сидела спиной к нему и, глядя в косметичку, подкрашивала ресницы.
– До свиданья, – сказала Анжела, не оборачиваясь. Виктор скрипнул зубами и молча вышел в коридор.
Только что в урну вместе с его рапортом полетела мечта поступить в Академию. Сержант махнул кулаком – и сломал Липатову челюсть, а Платонову судьбу.
Виктор не помнил, как оказался на улице. Он шел, опустив голову и не замечая, что стал накрапывать дождь. Машинально ответил на звонок Кузнецова – тот уже наложил шину на сломанную челюсть, но Платонову было плевать. Он снова и снова видел, как рапорт с командирским согласием летит в урну.
Хотелось выпить – впрочем, ничего удивительного в этом желании не было. Думал Платонов не больше пяти секунд, а потом направился в кардиологическое отделение.
В ординаторской – две дамы, погруженные в писанину, Наталья Гвоздева и ее начальник Елена Мазур. Виктор зашел молча, как в свой кабинет, присел за шкафом в кресло и оттуда махнул всем рукой.
Наталья, не поднимая головы, сказала скороговоркой:
– Чай, кофе, печеньки?
– Хуже, – ответил Платонов. – Пришел проверить, есть ли в вашем хозяйстве конфеты с коньяком.
– Коньяк в тумбочке, конфеты… – Мазур потянулась куда-то под стол, – вот.
И она протянула Платонову пакет – судя по всему, от благодарных и щедрых пациентов. В пакете оказалась коробка «Рафаэлло» и пара шоколадок.
– Мы пока можем поддержать только морально, – сказала Гвоздева. – Консультации закончились, теперь все записать надо, пока не забыли.
Платонов махнул рукой и полез в тумбочку. Он прекрасно знал, как пахали эти девочки. Любая их история была толще тех, что пишут они с Рыковым. Каждый пациент был досконально опрошен, осмотрен, выслушан;