ее совета, Антон поехал на кладбище. Могильная ограда действительно была сломана в нескольких местах, а портрет Людмилы на надгробии покрылся пылью и грязными водяными разводами. Он протер фотографию платком и, перевернув брошенное кем-то дырявое ведро, сел на него, вглядываясь в родное лицо.
«Мамочка, как же так получилось, мамочка? Кто виноват? Или нам бывает легче, когда мы найдем виноватого? Катя, например, додумалась до того, что готова обвинить дядю Андрея – ты бы, наверное, смеялась, если б послушала ее! Я почему-то стал иногда вспоминать своего отца – того, чье имя ты всегда от меня скрывала. Ты ведь знаешь, я много раз говорил тебе, что теперь у меня есть сестра Катя и… дочка Таня. Которую я, наверное, никогда ее не увижу. Помоги мне, мама!»
Антон провел на кладбище часа два, походил среди могил, пожалел о том, что Баженовы похоронены в другом месте. Подумалось даже, что хорошо бы нынче заехать за Катей и вместе съездить к отцу и деду, потом вспомнил, что она теперь опять с головой ушла в свой бизнес – открывает новое фотоателье. За две недели ему один только раз удалось до нее дозвониться – два дня назад, – а так домашний телефон то занят, то не отвечает.
– Катя, поросенок, – сердито спросил он, – куда ты пропала? Я уже в розыск собирался подавать.
– Не поверишь, Антошка, жутко занята! Встаю в половине шестого, домой добираюсь к часу ночи. Документы все получены, открываемся через неделю, Сейчас с компаньонами приводим в порядок помещение, грязно – жуть!
Голос у Кати был счастливый, и Антон от всей души порадовался за сестренку.
– Поздравляю, Катюша, помочь с уборкой?
Предложение было отвергнуто с ходу:
– Ни в коем случае, ты что приметы не знаешь?! Никто, кроме владельцев не должен видеть помещение офиса до открытия, дурная примета!
– Не знал, думал, это невесту до венчания жених не должен в свадебном наряде видеть. Ладно, Катька, тогда работай. У меня тоже сейчас под завязку, позже выберу время – заскочу к тебе домой.
Однако работы было невпроворот, Антону не всегда даже удавалось съездить домой. Коротая ночи в клинике, он добрым словом поминал Лилю, распорядившуюся – естественно, в своих интересах – оснастить его кабинет всеми удобствами.
Когда строительные работы были окончены, и клиника начала функционировать, официально Лиля стала приезжать с целью проверки финансовой отчетности. Муромцев знал, что это вздор – главный бухгалтер Сорокина, маленькая энергичная женщина лет сорока пяти с чрезвычайно портившим ее лицо длинным носом, в финансовых делах была виртуозом, и сама не раз говорила:
– Я в бухгалтерии всегда концы с концами сведу так, что ни один проверяющий не подкопается. Кого угодно могу обмануть, только не стану этого делать, у меня закваска не та, я, как была коммунисткой, так и останусь, пусть у нас Ельцин хоть сто раз партбилеты отобрал.
Антон знал, что это правда. И еще он почти на сто процентов был уверен, что помимо бухгалтерской