И времечко как раз было подходящее. Слышала про врачей-вредителей? А тут – сын академика-оборонщика. К тому же за мной уже числился неприятный эпизод.
…Господи, сколько ж умных людей советовали не рыться в старых шкафах! Ведь в них всегда спрятаны старые скелеты. Но теперь следовало идти до конца.
– Какой такой на тебе мог быть эпизод? – спросила я. – Ты же самая фанатичная фанатичка медицины!
– Моя медсестра перепутала концентрацию инсулина – тогда им лечили и воспалительные процессы. Ввела больному восьмикратную дозу. Когда я прибежала, больной был близок к коме. Бледный весь, профузный пот по всему телу. Дрожь. Гипогликемия, вызванная инъекцией. Я едва спасла человека. А в моем личном деле появилась соответствующая запись.
– А почему ты должна отвечать за ошибку сестры?
– В то время все отвечали за всё, – криво усмехнулась Вера Ивановна.
Мы некоторое время помолчали.
– Бабуль, – сказала я наконец. – Если б ты хоть чуть-чуть верила в спасение ребенка, ты бы прооперировала его, невзирая ни на какую тюрьму. Что, я тебя не знаю, что ли?
– Ты меня спросила – я тебе ответила, – глухо сказала моя железная Вера Ивановна. Точнее, как я думала раньше – железная Вера Ивановна.
Писать дальше мне что-то расхотелось, да и Бабуля уже устала.
Весьма кстати прозвучал звонок в нашу дверь.
Я побежала открывать. О чудо! – передо мной стоял Ефим Аркадьевич Береславский. Собственной персоной.
– Надежда Владимировна дома? – осведомился он.
– Да вроде, – сказала я.
Ну, мамуля! А меня предупредить о визите такого специального гостя нельзя было?
А вот и Надежда Владимировна.
– Заходите, Ефим Аркадьевич.
Собственно, чего я удивляюсь, сама же их и познакомила.
Они устроились в мамином кабинете, даже не пригласив меня.
Мне это не понравилось: дела Надежды Владимировны интересовали меня не меньше, чем мои собственные. Точнее, это и были мои собственные дела.
А потому следовало попытаться войти в число действующих лиц. Даже если меня не приглашали.
Я решила коварно использовать с этой целью Бабулю. Приготовив четыре чашки чаю, я поставила их на поднос и, сопровождаемая верной Верой Ивановной, без стука вошла в кабинет. Не выгонят же они пожилого человека!
Мама с Береславским сидели в креслах вокруг журнального столика. Я поставила на столик поднос, подтащила к нему два пуфика, и мы с Бабулей нагло уселись рядом.
– Вот такие у меня родственнички, – усмехнулась Надежда Владимировна. – Никакого интима.
Впрочем, Ефим Аркадьевич от отсутствия интима в данный момент не страдал. Страдал он от соплей. Причем от такого их количества, что у него кончался уже четвертый бумажный платок. И меня искренне интересовало, что он будет делать, когда кончится вся пачка.
– Надюша, – вдруг сказала Бабуля. – Я в твой бизнес никогда не лезла, но сейчас мне бы хотелось знать, что там происходит.
– И мне, – пискнула я. Один на один