комната была мертвая, будто нарисованная. Лео. Надо идти. Еще несколько шагов по холодному кирпичу. Один царапнул мне руку, и я подумала, что скажет женщина, пахнущая тряпкой, если увидит кровь на фасаде. Плевать. Окно Флер. Она сидела на подоконнике, прилипнув лицом к стеклу, и даже не удивилась мне: наверное, услышала и ждала. Я ей кивнула, она показала куда-то вниз, за мою спину.
Вцепившись в стену как следует, я обернулась. В неосвещенном дворе сверкала седая шевелюра женщины, пахнущей тряпкой. Она пятилась в сторону реки, волоча за собой огромный черный мешок, в такие сваливают строительный мусор. Только у нас нет строительного мусора. Мешок был тяжелый, по ней это было видно: она останавливалась каждые несколько шагов, чтобы передохнуть. Я повернулась к Флер.
– Она била Лео! – сказала Флер, как будто кто-то в доме не слышал. И тут моя нога соскользнула. Окно с Флер резко ушло вверх, легкие обжег холодный ночной воздух, я инстинктивно сомкнула пальцы и поймала что-то железное. Водосточная труба. Держусь. Я потихоньку нащупала опору больной ногой, встала и стала смотреть, как спускаться. Можно было съехать по трубе, не так уж и высоко, но из-за ноги я побоялась. Вцепившись в трубу руками, опираясь ногами о стену, я потихоньку спускалась. Труба трещала, но мне было плевать. Женщина, пахнущая тряпкой, была от меня в каких-то десяти шагах, я слышала, как она пыхтит, волоча свой жуткий мешок. Если бы она не была так занята, она бы легко заметила меня, но мешок занимал все ее внимание.
Наконец моя больная нога коснулась земли и ответила болью, отдающей почему-то в голову. Я быстро переступила на здоровую, но боль не проходила. Обернулась. За спиной блестел страшный мусорный мешок, а за ним – седая шевелюра этой. Она все еще не видела меня. Она волокла свой мешок, двумя руками вцепившись в его края, пятясь, останавливаясь каждые три шага. За мешком оставалась черная вспаханная полоса, заметная даже в темноте.
Я шагнула к ней, вспомнила про больную ногу, плюнула и опустилась на четвереньки. А что делать, если нет ни палки, ни костылей. Так я догнала ее в две секунды. Она была так увлечена своей ношей, что заметила меня, уже когда я вцепилась в мешок со своей стороны и рванула к себе. Женщина, пахнущая тряпкой, подалась вперед вместе с мешком, клюнула носом собственный кулак, державший ношу, и будто проснулась:
– Джерри! Это что за новости, живо домой!
Я молча рванула мешок на себя. Он был ужасно прочный и порвался не с первого раза. Женщина, пахнущая тряпкой, вцепилась в мешок как бульдог и все орала свое «Джерри, домой!». Она сама виновата, придумала мне собачью кличку, она убила Лео, она… Я рванула сильнее, и она наконец полетела на землю лицом прямо в злополучный мешок. Он порвался. Услышав треск, я отскочила, опять на больную ногу, зажмурилась, но успела, все равно успела разглядеть, что там внутри.
…К тому же в руке вместе с куском полиэтилена у меня остался огрызок. Из мешка посыпалась картофельная шелуха, хлебные корки, грязные пластиковые тарелки, ветошь… Все это рассыпалось по земле