мистер Паркер.
– Нет, это она сама себя переименовала! Теперь её зовут Ника. Так её называет её парень…
– Кто?!
– Да-да, мистер, вы не ослышались! У нашей Ники появился мужчина! Он работает пилотом в институте… а-а-а… как же его-то… А! Алексей Витальевич. Фамилию забыл. Они провели вместе весь сегодняшний день. Чем они там занимались, понятия не имею, но надеюсь, что не чем-нибудь нехорошим…
– О-о! Так наша девочка выросла! Поздравляю!
– С чем?!
– С настоящим совершеннолетием Бионики.
– Ника… Её зовут Ника, – поправил профессор с каким-то сожалением в голосе.
– Ника. Прекрасное имя! Мне нравится. Это она сама его придумала?
– Чёрт его знает… Я даже толком не успел узнать, что они там в городе делали! Я только начал спрашивать, и тут Би… э-э… Ника потеряла сознание… а перед этим она кричала, представляете! Она кричала, проявляла чувства, её голос был полон эмоций, и что самое главное, мне кажется, что она по уши втрескалась в этого пилота!
Мистер Паркер громко рассмеялся:
– Вот это да! Правда? Так это же прекрасно!
– Не вижу ничего прекрасного!
– Ну как же! Она наконец-то стала настоящей девушкой! Она настоящий человек со своими переживаниями, горестями, радостями, мыслями, эмоциями, желаниями!.. Jesus! Наконец-то это произошло! Поздравляю, профессор! Ваш эксперимент удался на славу!
– И этот эксперимент сейчас при смерти…
– Вот как всегда он вольёт ложку дёгтя!
Профессор на этом решил завершить разговор; он попрощался с мистером Паркером, пнул на прощание дворецкого Леонардо, и поспешил обратно в лабораторию.
Леонардо обиженно смотрел одним уцелевшим глазом на своего создателя и пытался что-то произнести. Он стал заикаться ещё больше, и среди его повторяющихся бормотаний слышалась просьба: Леонардо просил профессора восстановить его тело и вернуть его к жизни. Но Геннадий Юрьевич не услышал своего дворецкого, – он спешил к своей дочери, которая была ему дороже всего на свете (хотя, он этого никому никогда не показывал).
8. Месяц спустя
Было два часа ночи; напольные часы, сделанные по образцу девятнадцатого века, только что пробили два раза, наполняя небольшой кабинет своим рвущим тишину глубоким звуком.
Полная луна отбрасывала сквозь щелку между занавесками свой тусклый белёсый свет. Тёплая летняя ночь дышала прохладой после жаркого июньского дня.
Маленький кабинет был освещён только лишь настольной лампой, что стояла на рабочем столе. За столом сидел Геннадий Юрьевич; он прикрыл глаза и, казалось, спал. Но на самом деле, это было не так. К голове профессора были прикреплены несколько датчиков. Перед ним стоял монитор, на котором постоянно мелькали слова, выстраивающиеся в предложения, а предложения – в абзацы. Текст быстро набирался, иногда останавливаясь; буквы заполняли экран – страница за страницей.
Так продолжалось некоторое