лесу! – скомандовал я. – Бегом марш!
Мы с коротышкой уже неслись – к чертям собачьим эту войну! Секунды отмерялись в голове ударами кувалды. Кто-то из «сподвижников» – то ли Ушак, то ли Тихомир – после боя уже не поднялся, лежал по стойке смирно. Остальные выпустили несколько очередей и помчались, обгоняя нас. Всей толпой мы влетели в лес, попадали за поваленные деревья. Кто-то закричал – я слышал, как хрустнула кость.
– Луговой, куда бежать? – хрипел Рачной. – Здесь не видно ни зги…
– Оружие к бою, Аники-воины… – Трезвый рассудок мне пока не изменял. – Укрыться за деревьями, ждать… Как пойдут – стреляют все!
Свистопляска не кончалась. Но решение я принял удачное. Взбешенный спецназ выбегал из кустов – им и в голову не приходило, что мы опять устроим им засаду. Автоматы застучали, когда они бежали по открытому пространству. Люди падали, кувыркались. Кто-то попятился, пустился наутек. За ним побежали другие, падали в кусты, зарывались в ядовитый щитовник. Степан метнул второй топор, но, кажется, не попал.
– А вот теперь пошли! – гавкнул я. – Степан, во главу колонны! На Сонькину топь! Валерий Львович – фонарик Степану! У нас не больше минуты, чтобы смыться. Идем по одному, руку на плечо товарища…
– В гробу я видал таких товарищей, – ворчал Степан, – их товарищи в лесах под Тамбовом лошадь доедают…
В какой-то момент я сообразил, что за мной идут лишь двое – Рачной и его подруга (я так и не видел ее лица; готов держать пари, она была страшнее лошади). Последний «рядовой» сломал ногу, прыгая через поваленное дерево. Он жалобно стенал вдогонку, просил не оставлять его в беде, взять с собой, он может прыгать и на одной ноге… Происшедшее покоробило – уж лучше бы Рачной пристрелил своего холуя. Впрочем, когда мы спустились в низину и ветки кустарника сомкнулись за спиной, прозвучала короткая очередь. Оппоненты пленных не брали.
Мы уходили в глубь низины. Затопленных участков вблизи опушки было немного, мокрая земля проседала под ногами, но не засасывала. Деревья и кустарники громоздились стеной. Упавшие деревья висели на живых, залежи ломаных бескорых веток, сучья, вставали баррикадами трухлявые стволы. Степан неплохо знал дорогу на Сонькину топь, и мы практически не останавливались, хотя и двигались по витиеватой траектории. Я приказал Степану переключить фонарь на рассеянный свет – вряд ли за стеной растительности заметят огонек, но рисковать не стоило. Мы забирались в самую глушь – царствие водяного и кикимор. Двигались в колонну, след в след, раздвигая ветки, а где-то проползали, чтобы не повредить глаза. Степан ворчал, что только об этом и мечтал, что у него, вообще-то, свидание и он бы еще мог успеть…
– Ничего не слышу… – хрипел за спиной Рачной. – Виола, ты что-нибудь слышишь? Идут за нами?
– Не слышу, Любомир… – отдувалась девица. – Хор кастратов в ушах… Слышь, Сусанин, как ты думаешь, эти долбоклювы будут нас преследовать?
– Ты у какого Сусанина спрашиваешь? – недовольно проворчал я.
– Да