свою мягкую лапку. Пантера. Меня здесь не было всего неделю. Свято место пусто не бывает.
Я потащился к Бученкову. Там была Вика, зато здесь была теща. Но ведь человек всегда надеется, и я тоже надеялся. Правда, недолго. Когда теща мне открыла, я сразу понял, что останусь и переночую здесь, только если ее задушу.
– Я не собираюсь у вас ночевать, – заявил я с ходу.
– Неужели?
– Пустите же меня внутрь. Не знаю, как с вашей стороны порога, а с моей очень холодно. Где Андрей?
Бученков как раз появился. Стоял в дверях, натягивал штаны. Вздремнул после работы.
Мы прошли на кухню. И я рассказал ему, что стряслось с Галькой. Лицо Бученкова стало темным – он даже одеревенел. Сидел как неживой. Он очень меня любил.
– Из-за меня, – добавил я. – Наверняка это с ней стряслось из-за меня.
– Понимаю.
– Такие вот дела.
– Может, тебе уехать к Громышеву, – сказал он. – Может, это как перст указующий. Как сигнал.
– Уехать?.. Я уеду, а она больна?
– Когда ты три года назад уехал в степи, она тоже была больна.
Я промолчал. Это была правда. Горькая правда, такая, что лучше б не вспоминать. Но ведь себя до конца не знаешь. Тогда я многого не знал о себе. Сейчас я уже знал больше и куда больше любил ее. Это ведь тоже правда.
– Тогда ее болезнь тебя мало заботила. Тогда тебя вообще мало что заботило.
– Ну а теперь заботит больше, – огрызнулся я.
Мы сменили тему. Мы поговорили о нас, о наших проказах в институте – дела давно минувших дней. Я проказничал, а ему влетало. И все равно он меня любил. Он был из таких. Из тех, кто никак не может найти дополнительного приработка.
– …Не устроился на полставки?
– Нет.
– Почему? Сейчас все это делают.
– Не умею. – И он выдал серию вздохов.
– А деньги собираются? (Они копили на кооператив, чтоб уйти подальше от ласки и от лап тещи.)
– Нет.
– Так тебе и надо.
– И когда мы от нее избавимся!
– Терпи, казак, – сказал я. – Но, если хочешь, давай ее задушим. Мне еще в дверях это в голову пришло.
Помолчали. Однако ночевать было негде, и в голове у меня настойчиво вертелся номер телефона. Обращайся к ним в последнюю очередь, говорила матушка. У них доброта, у нас гордость. И так далее. Но я решил счесть это противопоставление за предрассудок, тем более что люди действительно были добрые.
Я набрал их номер.
– Алло.
Бученков в это время уговаривал тещу усадить меня за стол. То есть ужинать. И клялся ей, что ночевать я не собираюсь.
– Алло. Кто это?
Это были не сами родичи – это был их сытенький сын. Сынуля.
– Слушай, ты, – я с этим холеным балбесом никогда не церемонился, – мать и отец обещали меня прописать, ты это знаешь?
– Слышал.
– Но прописка мне уже не нужна. А еще они обещали, что я буду жить у них. Когда они уедут за кордон.
– Опоздал. У них живу я.
– Они уже уехали?
– Уехали.
Ну,