ними договору. Но всему миру было известно, что войну начала Швеция, а потому и не имела права рассчитывать на поддержку Порты, да и денег у Турции не было. Ни с чем уходили шведы, но были настойчивы, так как дела военные у них шли плохо.
27 августа Румянцев подписал конвенцию, можно было бы добиться большего, чем он добился, но последовал указ из Петербурга, чтобы он не медлил с этим. Пришлось подчиниться, хотя положение у Порты было гораздо хуже, чем у России, только что отпраздновавшей Вильманштрадскую победу над шведами. Понятно, эта победа не понравилась Порте, увидевшей в этом возможность усиления России. Но предпринимать ничего не стала…
Напротив, совсем недавно, 28 октября, великий визирь, пригласив Румянцева на дружеский обед по случаю его предстоящего отъезда в Россию, неожиданно сказал, что Турция готова быть посредником в переговорах между Швецией и Россией. Тогда Румянцев ответил, что не имеет высоких полномочий на этот счет, но и сейчас, размышляя об этих встречах и переговорах, Александр Иванович думал, что это был дипломатический ход визиря, чтобы отделаться от настойчивых требований шведов… «Да и с какой стати принимать это посредничество, которое противоречит русским интересам… Кто ж может поверить, что Порта окажется в состоянии дать помощь шведам…» – думал Румянцев. В дороге он узнал, что императрица Елизавета наградила его орденом Святого Андрея Первозванного… Киев, Москва…
И вот теперь Румянцев по указу новой императрицы Елизаветы Петровны возвращался в Петербург.
Глава 3
Дела шведские
Новости словно обрушились на него. Не успел он приехать, как был принят самой Елизаветой… В числе самых именитых и заслуженных людей государства 30 ноября 1741 года, в день орденского праздника Андрея Первозванного, в первое торжество нового царствования, Александр Иванович Румянцев, генерал-аншеф, дипломат, сподвижник великого Петра, испытывал необыкновенные чувства. После литургии в придворной церкви сама Елизавета надела на него Андреевскую ленту. Это ли не счастье для старого дипломата… Готов был даже прослезиться, но вовремя сдержался, глядя на светящееся добром прекрасное лицо молодой императрицы.
И он с готовностью стал участвовать во всех делах государственных, особенно дипломатических.
Особый интерес возбуждали по-прежнему дела шведские. Вокруг этих дел плелись интриги как со стороны русских, так и иностранных министров. Пытались подкупить вице-канцлера Бестужева, но он, не предполагая, как будут разворачиваться события, пока воздержался от предложенной ему французским послом ежегодной пенсии в 15 000 ливров за поддержку при русском дворе французских интересов. Лесток, один из ближайших сподвижников Елизаветы во время дворцового переворота, принял эту пенсию, пообещав делать все возможное для того, чтобы интересы Франции торжествовали при русском дворе.
Шведы и французы пытались доказать, что Елизавета, будучи еще принцессой, обещала, дескать,