привести дело к скорому примирению.
Шетарди умолк и с достоинством сел. Положил руки на стол, но, заметив, что они дрожали от испытанного гнева и волнения, спрятал их под стол; его дрожащие руки заметили и русские участники конференции.
– Господа! Прошу высказаться каждого по этому случаю. – Елизавета знала заранее, что каждый скажет, но, тем не менее, ей нужно было показать маркизу Шетарди, какие мысли и чувства испытывают ее помощники в проведении политики международных отношений…
– Мы не можем вести переговоры со шведами на других условиях, кроме условий заключенного между нами Ништадтского мира. Если шведы недовольны этими условиями, значит, надобно вести войну. – Бестужев говорил твердо и спокойно, как человек, колебания которого совсем недавно как будто и не раздирали душу. – Вот чего каждый из нас должен требовать для славы государыни и народа. И мы будем вести войну… Однако думаю, что, не прибегая к такой крайности, мы можем доставить обеспечение Швеции и даже быть полезными в ее видах. Не нам одним она уступала земли и не выгоднее ли будет для нее возвратить уступленное другим?
– Не намекаете ли вы, граф, на Бремен и Верден, не хотите ли их возвратить шведам? – Шетарди был очень доволен своей шуткой: маркиз был твердо уверен, что если уж что попадало во владение Франции, то уж так и остается навечно.
– Нет, маркиз, я ни на что не намекаю. Я просто уверен, что можно всегда сговориться. Мы искренно желаем Швеции добра, желаем приобрести ее дружбу. Если французский король водворит спокойствие на севере, войдет с нами в тесный союз, заведет прямую торговлю и упрочит все это кровными связями, то, располагая Россиею и Швециею, он будет в состоянии дать европейским делам какое ему угодно направление. Помогите искренним намерениям, и не будем упускать времени, чтоб прекратить напряженное положение. Ясно одно, что Россия не согласится ни на малейшее нарушение Ништадтского мира.
Генерал-прокурор сената Никита Юрьевич Трубецкой, фельдмаршал Ласси поддержали вице-канцлера, высказавшись в том же духе: никаких территориальных уступок шведам…
Наконец царский двор переехал в Москву.
В конце апреля в Москве появился шведский посланник Нолькен для ведения переговоров с русским правительством.
2 мая в доме князя Черкасского состоялась конференция, на которой присутствовали Александр Иванович Румянцев и обер-маршал Михаил Петрович Бестужев.
Как только Нолькен понял, что маркиз Шетарди, на которого он весьма рассчитывал во время ведения переговоров и у которого даже остановился, не приглашен на конференцию, сразу стало ясно, что серьезных перемен за это время не произошло. Так оно и оказалось.
Шведский посланник заявил, что Швеция готова вести переговоры при посредничестве французского короля, и он весьма удивлен, что не присутствует его представитель в России.
Князь Черкасский тут же сказал:
– Ее императорское величество никогда не просила посредничества