нехорошо, здесь дети, – неуверенно заметил пожилой мужчина. – Если выпили?
– Что-о? Видел очкарик. Огромный, грязный кулак, очутился перед носом очкарика и произвел на него, явно, невыгодное впечатление.
– Ишь, указывает. Ты меня поил? Я спрашиваю, ты, меня поил?
Тьфу. Да я шофер первого класса, а ты, тьфу… козявка! Это я щас без руля. А то! Эх, жизнь была! Приезжаешь из рейса, бутылок пустых пол-кузова. Сдашь и опять похмел обеспечен. Гуляю. А вот, весной, не повезло. Не помню, сколько врезал с дружками… Только просыпаюсь. Ух-х! Милиционер рядом стоит… Вставай, говорит, приехали.
Я ему: «Начальник, да я дома… Гляделки продрал, значит, и давлю косяка… ы-ы, не верю, мать моя. – „Maз“ мой на газоне у дворца культуры… Все разворотил, елку подмял. Ы-а-а. Заплатить пришлось. Какой выпивон пропал. И права отобрали на полгода. Не понимают. Я же – первый класс…»
А ты, что угнулся, видать… умный. Да, я хоть и слесарь первого разряда все равно, а как щас дам!
– Да, ты что, я тебе друг, Петя, – промямлила фигура в желтой фуфайке.
– Ну, смотри, камса, а то враз… схлопочешь.
– Эх, пропадаю. Раньше, хоть через раз пил, а щас каждый день. Тьфу. С утра начинаешь, соображать. К концу смены, вдрызг. Вчера всю ночь ходил остановку искал. Просыпаюсь. Тьма. Башка трещит. Говорю: «Мать, дай-ка махотку с молоком». Слышу: «Бензинчику не хочешь, боров. Очухался. Заправка! Тетя Дуся заметает. Ну, хоть на работу, не опоздал. Вот так идет, то на троих, то похмел. Права не отдают. Сегодня с горя опять хорошо подали…
– Петя, – пискнула старая учительница, по-воробьиному вертевшаяся справа у окна, на скамье «Для детей и инвалидов». Не хорошо, Петрушаю, выражаться
– A-a-ычч, Маргарита Андреевна, извиняюсь. Вот, вас люблю, учили вы мене, эхе-хе-е… на собак брехать. Вот так, весь автобус к ногтю. Тьфу-у. Тс-с, тес, т-есс. А ты, что, Николай Иванович улыбаешься? Вывеснка у тебя безобразная и я ее сейчас поправлю… Подумаешь, инженер, Бракодел, ты, а не инженер. Две девки у тебя, а у меня сын, в меня бандит. Ухх! Вчера таз малированный проткнул напильником. Не слушается с-с-с-стервец. Нюрка родила Серегу-то. Н-е-ет, Маруська родить не успела, я ей по пьянке, по тыкве…
– В милицию бы тебя, супчик, – мечтательно произнесла фельдшерица с шахтного медпункта. Она была зла. Обычно она без устали трещала на весь автобсус, высыпая на уставших людей ворох сведений, почерпнутых из медицинских справочников.
– Кто сказал? А-а-а! Вы-ы студентики-химики, брысь. Тьфу. Химичите. Знаю, таких, бывало глазом моргну, уже в машине. Го-го-го: Тьфу. Не пищи, знаю, говорю, таких. Слушай мою историю. Кто меня не знает – узнает Петьку Клячкина. Двоих побил. Сунули восемь лет. Подфартило, под амнистию попал. А потом дружки подвели. Еще – три года… Тайга. Овчарок голыми руками душил…
– Молчать! Тьфу! Кому говорю. Бот сидение, все видите и слышите. Ставлю пальцем точку. Кто сотрет –