меня Кардан. Привязать к прибрежным камням и предоставить всю остальную работу морскому приливу? Никасия с удовольствием взялась бы это организовать.
Впрочем, если Кардан окажется не в духе, есть еще обезглавливание, повешение, обескровливание и четвертование. Или могут живьем скормить верховой жабе…
– Тарин Дуарте, – поизносит рыцарь, прерывая череду моих жутких мыслей. Тон у него ледяной, а серебряные доспехи говорят о том, что этот рыцарь входит в личную охрану Кардана. – Жена Локка. Ты должна встать на место, отведенное для истца.
Я иду, куда мне указано, поняв, что неосознанно встала там, где много раз стояла раньше, когда была сенешалем. Затем вспоминаю, кто я есть сейчас, и низко приседаю, давая понять тем самым, что полностью подчиняюсь воле Верховного короля. Поскольку я не в силах делать реверанс, глядя в лицо Кардану, опускаю голову и все время смотрю в землю.
– Тарин? – спрашивает Кардан, и я внутренне сжимаюсь, услышав этот до боли знакомый голос.
У меня больше нет возможности стоять, потупив взор, и я поднимаю глаза.
Кардан еще красивее, еще прекраснее, чем мне запомнилось. Собственно говоря, все фейри либо прекрасны, либо отвратительны на вид – такова уж их природа. Наш смертный ум не может постичь волшебный народ, его мощь притупляет наш разум.
На каждом пальце Кардана сверкают кольца. С его плеч свисает гравированная и украшенная драгоценными камнями нагрудная броня, прикрывая белоснежную крахмальную рубашку. Носки его сапог загнуты вверх, а их голенища достигают до самых колен Кардана. Виден его обхвативший одну ногу хвост. Очевидно, Кардан не считает больше нужным скрывать его. На лоб Кардана надвинута Кровавая корона.
Он смотрит на меня своими черными с золотистым ободком глазами, в уголках его губ притаилась легкая ухмылка. Темные волосы Кардана падают ему на лицо – свободно, слегка неряшливо, будто он только что выбрался из чьей-то постели.
Я не могу перестать удивляться тому, что когда-то имела власть над ним, Верховным королем Фейриленда. И как самонадеянна когда-то была, считая, что могу удержать эту власть.
Я помню, как эти губы касались моих губ. Я помню все, что он делал со мной.
– Ваше величество, – говорю я, потому что должна что-то сказать и потому что все, что я репетировала, именно с этого и начиналось.
– Мы сочувствуем вашему горю, – величественным тоном произносит он. – И не решились бы беспокоить вас, если бы не крайняя необходимость задать вам несколько вопросов, связанных с кончиной вашего мужа.
– Вы действительно думаете, что она переживает? – спрашивает Никасия. Она стоит рядом с женщиной, которую я пусть не сразу, но узнаю – это мать Кардана, леди Аша. На ней переливается серебристое платье, кончики ее рогов украшены драгоценными камнями. Лицо леди Аши также сверкает серебром, серебряная пыльца нанесена у нее на щеки, блестит на губах. Никасия одета в цвета моря – платье зеленое, словно водоросли, аквамариновые волосы заплетены в уложенную наверх косу и увенчаны короной,