Дэвид Николс

Сто тысяч раз прощай


Скачать книгу

на работу в местный гольф-клуб, где помогала организовывать мероприятия: свадьбы, торжественные годовщины, юбилейные вечера. Работу в таких организациях мама никогда для себя рассматривала, считая их провинциальными и старомодными, но она всегда была толковой, способной к убеждению, очень обаятельной, да и зарплата здесь оказалась гораздо выше сестринской. Мать говорила, что тому, кто имеет опыт ночного дежурства в переполненном геронтологическом отделении, не страшны ежегодные общие собрания Ротари-клуба. Фактически это одно и то же! И вот мы уже привыкли к тому, что каждую субботу по утрам она уходит в туфельках на высоком каблуке, а домой приезжает в ночь на воскресенье. Перед телевизором она теперь красила ногти и гладила блузки. Подумать только – блузки! Сама мысль о том, что у матери могут быть такие вещи, как блузки или комбинации, юбка-карандаш, кожаный органайзер, собственный адрес электронной почты (я тогда впервые узнал, что это такое), казалась нелепой, но вполне сносной, если в результате нам не приходилось переживать из-за счетов за электричество. Мы могли бы даже привыкнуть к тому, что отец постоянно торчит дома, к преувеличенной, нарочитой веселости, с которой он накрывал завтрак, проверял наши домашние задания и таскал сумки из магазина. Мы постепенно восстанавливали дыхание и снова вставали на ноги.

      Однако беспокойство никуда не делось; мы с Билли тревожно ворочались в кроватях, не в силах заснуть, и вслушивались в доносившиеся из-за стенки голоса, которые то верещали, то орали, то смягчались. «Кажется, у папы крыша едет», – как-то вечером сказала Билли. «Едет крыша». Эти слова превратились в секретный код, которым мы обозначали папино состояние, когда видели, что он замер, уставившись в одну точку.

      Мать продолжала тянуть лямку. Она завела новых друзей, дольше задерживалась на работе, удостоилась благодарности и премии за сверхурочную работу, сменила гардероб и прическу, на что отец реагировал со злобным сарказмом, совсем для него не характерным. Мать всегда решительно и без сантиментов отстаивала левые взгляды. А тут ее стало интересовать: удастся ли посадить вертолет с невестой на 18-м фервее? Родители все реже встречались глазами, если не считать случаев, когда мама говорила по мобильнику (по мобильнику!) в нерабочее время. Тут оба сверкали глазами и едва сдерживали ярость, а мама переходила на какой-то чужой, незнакомый отцу голос. Это было не просто угасание любви. По капле испарялись уважение и понимание, а мы ничего не могли сделать, чтобы сдержать этот процесс, и постепенно боязнь неизбежного подползала, как змея, а поутру, обвившись вокруг шеи, душила все мои мысли.

      Перед самой Пасхой, в последнюю свою школьную весну, я подкатил на велике к дому после очередного скучного буднего дня и был встречен непривычной тишиной. Я решил, что дома никого нет, а потому испугался и даже вскрикнул, увидев, как на диване съежился отец с красным от слез лицом и зябко кутается в джемпер.

      – Мама ушла, Чарли, – всхлипнул