всегда. – Не бреется, пьянствует; белье не меняет неделями. Из-за тебя.
– Он не говорил, что собирается искать работу?
– Говорил, да.
Это лишь отчасти было правдой. В те дни, когда наше совместное нахождение в доме становилось невыносимым, отец хватал две ручки, бумагу и, переключив телевизор на «Сифакс», выводил на экран каталоги вакансий. Неужели кто-то из нас двоих виделся ему слесарем-газовщиком? Страховым агентом? Нефтяником? Мы примерялись к новым профессиям, как дети: просунуть голову в круглое отверстие и решить, какая роль нам к лицу – машинист паровоза, ковбой, астронавт… При любом варианте ответ получался отрицательный, да и занятие это всегда удручало и вызывало глубокую неловкость. Не пристало отцу и сыну сообща заниматься поисками работы – это еще хуже, чем вместе смотреть интимные сцены, и вскоре мы, переключившись на прежнюю программу, меняли тему, чтобы больше ее не касаться. Сейчас тему сменил я.
– Как там Джонатан?
Джонатан – совершенно нормальное имя, такое трудно произносить с издевкой.
– Все хорошо, спасибо, что спросил, – ровным тоном ответила мама и открытой ладонью захлопнула дверцу кухонного шкафа, потом еще раз и еще, пока шкаф наконец не закрылся. Бац-бац-бац. Положив руки на стойку, мать перевела дух. – Знаешь, что для меня самое лучшее на новом месте? Что там нет джаза и есть масса желанных углов!
– Главное – чтобы тебе было хорошо, мамочка, – процедил я, прекрасно зная: помани она меня пальцем – и я помчусь наверх, чтобы тут же побросать вещи в рюкзак.
Наверное, она тоже это знала, потому что на сей раз тему сменила она.
– Как проводишь лето? Ну, в общем и целом.
– На велике катаюсь. Читаю.
– Читаешь? Раньше за тобой такого не водилось.
– Зато теперь водится.
– Сколько лет мы тебя пилили: читай, читай…
– Ну, наверно, в этом все и дело: вы меня пилили…
– Хм… Да, теперь я вижу, что это из-за меня. Ну, по крайней мере, бываешь на свежем воздухе. У тебя компания есть?
Я только что познакомился с обалденной девчонкой – неужели у меня повернулся бы язык такое сказать? Говорят, некоторые ребята могут открыто и честно разговаривать с предками, без пикировки, сарказма и лицемерия. И кто же, интересно знать, эти фрики? Но даже подбери я нужные слова, момент был упущен. С улицы донесся отцовский голос, притворно оживленный и громкий:
– Приветик, Билли! Какими судьбами?
Мать, собравшись с духом, отвернулась к навесным шкафчикам.
– Только не ругайтесь, – прошептал я, но отец уже стоял в дверях, неумело изображая гордый вызов.
– Вижу, ты все еще тут? – сказал папа.
– Нет, Брайан, уже пятнадцать минут, как ушла.
– Я вернулся только потому, что надеялся тебя не застать.
– Разве ты перед домом не заметил мою машину? Она, конечно, маленькая, но не до такой же степени.
– Что на этот раз увозишь?
– На самом деле я кое-что привезла – съестное, которое не подают к столу в контейнерах из