особый пляж для шашлыков и купанья.
Компаньоны расположились на просторной лоджии, меблированной дачным комплектом из плетёного ротанга – столик и пара низких кресел, – выставили на столик остатки «Стеллы», фирменные гостиничные бокалы, и обратили взоры на раскинувшуюся перед ними панораму. Над спокойным бирюзовым морем висела безмятежная пара красивых облаков. На горизонте просматривалась вереница далёких кораблей, видимо, ожидавших очереди для прохода через канал. На песчаный пляж накатывала мелкая волна, оставляя на его кромке изменчивую линию буро-зелёных плавучих водорослей и мелкий морской мусор, до поры неразгаданную осциллограмму бесконечных посланий Посейдона прозаическим богам земной тверди.
В небольшом отдалении от берега плыла живописная фелюга с охряно-красным косым парусом. Разрушать эту романтическую картину словами не хотелось, и потому компаньоны молчали.
Карагодин вспоминал теперь уже далёкую юность, в которой ранним январским утром он так же смотрел на это же море с балкона белоснежной александрийской гостиницы «Софитель Сисиль», вглядывался в контуры крепости Кайт-Бей, мысленно верстая в панораму гавани картинку канувшего в Лету Александрийского маяка, слушал шёпот редкой волны, удары своего молодого сердца, резкий крик пикирующей на водную гладь чайки. Это было волшебное путешествие с отцом и сестрой по Египту – Каир, Асуан, Луксор и Александрия. Отец вышел на пенсию и приобрёл путёвку по этому экзотическому в те далёкие 70-е года маршруту. Первая поездка Карагодина за рубеж. «Как мгновенно пролетели… годы!» – на миг изумился он. Припомнил прочие разнообразные города и веси, где ему выпала судьба бывать, лица, лица, лица, сотни, тысячи лиц, полустёртых временем, лишённых имён и с трудом проступающих из древних слоёв воспоминаний, лиц вполне узнаваемых, из достаточно обозримого прошлого и, наконец, отчётливые, полные красок лица соратников по жизни.
В который раз поразился свойствам памяти, которая, как некая виртуальная лупа, детализирует события жизни, меняет временной масштаб, и вот в каждом малом мгновении проглядывает вполне полнокровная жизнь, где есть всё: встречи, разлуки, надежды, разочарования, росные травы и ласточкины гнёзда на речном крутояре. И от этого так сладко замирает сердце.
«Какой день, какая роскошная панорама…» Как жалко, что его такого искреннего восхищения не могут разделить с ним ни Валдомиро, ни полковник Листопад, ни Шерами, ни Короляш с его помами и замами… Но даже лучше, если сейчас рядом с ним сидела бы красавица и эстетка Дарья Алейникова – а что, вполне могла бы сидеть! Впрочем, с гораздо большей вероятностью под боком могла бы располагаться также желанная Таня, Танюша, Танечка! Но этого не случилось…
Карагодин пошевелил пальцами правой ноги, поморщился. Подумал: «Значит, так было угодно провидению».
– Ты что дергаешься? – спросил Савойский.
– Нога болит, – признался Карагодин. – Интересно, есть здесь у них облепиховое масло? Мне помогает.
– За всё надо