через неплотно задёрнутые шторы попадало прямо в левый глаз, Моцарт нагло вытирал жирную после еды морду об край дивана, через распахнутые псом двери доносился запах жареной колбасы (живут же люди!) … Но ничто не могло испортить утро выходного дня! Ксюша лежала с полузакрытыми глазами, оттягивая просыпание. Ей вспомнился вчерашний вечер. Спектакль опять отменился и театральный люд высыпал из театра в восемь с чем-то. Кто-то глянул наверх и заметил, что свет в кабинете директора горит. Пусть вообще всю ночь не спит, паразит! Затем большая развесёлая орава – вернее, самая активная её часть – направилась в кафешку, затем в караоке… Затем, кажется, были у кого-то в гостях… В общем-то, план по улучшению настроения после неприятного дня был перевыполнен, не считая, конечно, посеянной Ксюшей мобилки. Она резко села в постели. Этот телефон был общим подарком на её день рождения и все тщательно следили, чтобы она пользовалась им, и, удостоверившись, довольно переглядывались. Надо было немедленно начинать поиски! «Срочно в театр!».
Этим и объясняется появление Ксюши на тёмной сцене в понедельник утром, когда все нормальные актёры видели ещё десятый сон…
Бригада полиции, вызванная охраной, прибыла удивительно быстро и обследовала, обнюхала, измерила всё, что только могла. Погибшего человека быстро идентифицировали. Им оказался не кто иной, как директор театра Ильин. Прибывший врач предварительно заключил, что смерть настала вчера, примерно в девять-десять часов вечера. Причина: проникающее ранение головы острым, длинным предметом «Вот же люди! Нет, чтобы по-человечески сказать – убило сорвавшейся сверху декорацией!».
Ксюшу, пребывающую в шоке, опросили. Потом она что-то ещё подписывала… Но понятно, что толку от неё не было никакого и к вечеру её отпустили, голодную и с полной кашей в голове. Надо ли говорить, что про мобилку, из-за которой Ксюша приобрела одно из самых неприятных воспоминаний в жизни, она даже и не вспомнила.
На следующий день театр гудел, как улей. Костюмеры устроили скандал – пропал один из мужских костюмов, висящий среди других за задником сцены (во вторник шёл тот же спектакль и заносить их в цех было бессмысленно). Потом он был найден на женской стороне и всё чудесным образом успокоилось. Ксюша нашла телефон, он преспокойно лежал на столике в гримёрке. В курилке помалкивали, перекидываясь незначительными фразами. «Галкина! Как это тебя угораздило?» – только и сказал Геша, меланхолически выпуская струйку дыма, – «У тебя талант всегда оказываться там, где не надо…". Вообще, народ был подавлен, жался друг к дружке по углам и перешёптывался. Администрация закрылась в кабинете директора, как в бункере, решая, что делать дальше. Чужаки в чёрной полицейской форме шастали по театру, опрашивая то рабочих сцены, то уборщиц, то кого-то из актёров по непонятной никому схеме. Но по интонации и по самим вопросам было видно, что им уже всё ясно, что это не их парафия и что произошедшее – несчастный случай.
Ксюша