не бывало снова шел меня проведать, никогда не выказывая ни малейших признаков раздражения.
Если ему нужно было уехать больше чем на два часа, он заранее меня кормил, переодевал в сухое и оставлял на попечение Бобе: «Смотри тут за ним, ладно?» Пес садился возле моей кроватки и не сходил с места. Эту деревянную кроватку смастерил своими руками мой дед, и она в общих чертах напоминала вагон поезда (решетка была сделана в виде узких окошек, а ножки – в виде половинок колес). Я был в полной безопасности. Никто кроме отца не смел приблизиться ко мне, не рискуя попасть в зубы Бобе. В общем веселый и дружелюбный, Бобе, облеченный священной миссией моей охраны, напрочь терял чувство юмора.
Близких родственников у нас не было, не считая деда с бабкой, но они… ладно, про них как-нибудь потом. Друзей у отца тоже почти не было. К нему приходили покупатели, но их отец в дом не пускал – наливал им по стаканчику красного на перевернутом ящике в сарае. Интересно, за первые полтора года своей жизни я видел хоть одно человеческое лицо, кроме отцовского? Думаю, что нет.
Считается, что дети учатся говорить, подражая взрослым. Если это действительно так, то моим первым словом было, скорее всего, не «папа» и, разумеется, не «мама», а «гав-гав».
Конечно, был еще дядя Марсель – старший брат отца, но они люто ненавидели друг друга. Годом раньше у них чуть не дошло до смертоубийства. Это случилось во время деревенского праздника. Они подрались – ни дать ни взять два оленя, сцепившиеся рогами из-за лани, – и наверняка покалечили бы друг друга, если бы их не растащили. Они стояли в окружении десятка подвыпивших парней, которые их подзуживали, и махали кулаками. Возможно, тем бы дело и кончилось, но тут Марсель схватил за горлышко пустую бутылку, разбил ее о стену и двинулся на брата, бормоча сквозь зубы: «Щас ты у меня получишь! Ну все, щас ты у меня получишь!» Вместо того чтобы его утихомирить, идиоты-зрители бросили моему отцу вторую бутылку: чтобы драка продолжалась на равных. Он тоже шарахнул ею о стену – разбитое стекло ощерилось острыми краями – и выставил вперед. Братья жгли друг друга полными бешеной ярости взорами. Между двумя родными по крови созданиями разыгрывалась настоящая античная трагедия, и даже полуграмотные деревенские оболтусы это почувствовали. Хорошо, что одна девчонка – не такая глупая, как остальные, – догадалась сбегать к дому, где жил полицейский, и разбудила его. Он высунулся в окно, и она крикнула: «Идите скорее, там братья Бенуа друг дружку убивают!» Он пришел с охотничьим ружьем, которое наставил на Марселя как настроенного наиболее злобно, и заставил того выпустить из рук разбитую бутылку. С тех пор братья так и не помирились.
Наверное, моя мать была настоящая красавица, раз довела обоих до такой дикости. Насколько мне известно, от нее осталось всего две фотографии. Первая – черно-белая, свадебная. На ней человек двадцать, все принаряженные, стоят и смотрят в объектив со странно серьезными, учитывая обстоятельства, лицами. Можно