дочка завтрак-то ему по-быстрому собери, а то он не ел ничего.
– Сейчас, – кивнула Глаша и подула на дрова, которые никак не хотели разгораться. Заслышав удаляющееся шаги, девушка обернулась к двери и отметила, что Дмитрий вышел на двор.
– Что это их благородие никак не уезжает? – заметила Матрена, устало садясь на лавку.
– Так болен он еще, – тихо произнесла Глаша, ставя большой самовар на стол.
– Как же болен. А то я не вижу, что здоров он уже как бык, – недовольно бросила Матрена. Глаша взглянула на старуху и произнесла:
– Он ведь только вчера он вставать стал. Да и бледный очень.
– Да ты никак жалеешь его?
– Совсем нет, – пролепетала Глаша, опуская глаза, дабы старуха не заметила, как они загорелись от одного упоминания о Дмитрии. Глаша начала замешивать тесто на блины, а Матрена долго молчала, изучая лицо девушки.
– Ох, смотри девка, если отец узнает, что бегаешь за офицером, прибьет тебя, – наконец произнесла старуха.
До обеда время прошло незаметно. За стол все сели, как и полагалось у Кавеленых около часу дня. Царило всеобщее молчание, и лишь в конце трапезы хозяин дома спросил у Скарятина о его здоровье. Дмитрий уклончиво ответил, что, наверное, через пару дней он совсем поправится и покинет их дом. После его фразы, Глаша вскинула на молодого человека глаза, полные отчаяния и тоски. Этот взгляд заметили все кроме Ивана. После этого Матрена тяжело вздохнула, Глаша задрожала от озноба, а Кавелин облегченно заметил:
– Вот и славно, Ваше благородие.
– Вы не беспокойтесь Михаил Емельянович, я рассчитаюсь с Вами за Ваши труды, как и обещал, – высокомерно сказал Скарятин, вновь взявшись за еду.
После обеда отец и Иван вновь ушли в лавку, а Глаша наскоро убрала со стола и села перебирать крупу. Дмитрий был тут же, так же как и Матрена, и вел себя довольно тихо, что-то записывая на столе у окна. Но спустя два часа, когда Матрена все же не выдержав, заметила что ей надо отдохнуть, покинула горницу, Скарятин не медля ни секунды, встал со своего места и приблизился к девушке. Глаша не успела ничего сказать, как и утром, ибо молодой человек проворно поднял девушку с лавки, крепко ухватив за талию. Он притянул Глашу к себе, прижав ее спиной своей груди, и впился поцелуем в ее шейку. Опешив от его атаки, она что-то пролепетала про крупу, видя, как одна его рука словно железным кольцом обвилась вокруг ее талии, а вторая с силой сжала ее правую грудь. Дмитрий начал шептать ей на ухо слова, о ее прелестях, и Глаша окончательно растаяла. Не прошло и минуты, как она ощутила, что все ее тело словно горит огнем.
Однако спустя миг девушка увидела в окно, как возвращается отец. Глаша проворно вывернулась из объятий Дмитрия и отошла к печи. Скарятин нахмурился, однако затем, пожав плечами, ушел в свою комнатку, оставив открытой дверь. Уже через миг в горницу влетел рассерженный Кавелин, размахивая руками.
– А ну, поди, сюда, гадкая девчонка! – прогрохотал Михаил Емельянович с порога. Глаша боязливо обернулась, не понимая, что так рассердило отца. – Опять