Сергий Чернец

Собрание сочинений. Том шестой


Скачать книгу

кто же вы? Кто? —

      – Кто? – с грустной усмешкой повторила женщина. – Это уже не имеет значения —

      Голос… Этот приятный голос, о чём-то напоминающий. Он ему был определённо знаком. Но интонации… будто постаревшие. Они совершенно не вяжутся с тем прошлым, давним, запамятованным, и поэтому эти интонации мешали ему вспомнить. А он пытался, силился вспомнить, что-то было очень знакомое в этом мягком женском голосе. И какое-то шестое чувство, запрятанное глубоко в подсознании, внушало ему исподволь, что не следует вспоминать. Не надо. Нельзя.

      – Извините, – говорит он решительно, с намерением разом покончить со всем этим. – Я вам не мальчик, чтобы играть в прятки. Прощайте. —

      – Прощайте, дорогой Борис Кириллович. Живите долго и счастливо. Я очень этого хочу… —

      И в этот момент – озарение осветило воспоминание.

      – Стойте! – он что есть силы сжал трубку. – Я узнал… Я понял… —

      В дверях мелькнула тень подслушивающей жены Лизы.

      – Поля… – тихо и бережно произносит Борис Кириллович, выплывшее вдруг из неведомых каких-то далей имя. – Полинька… —

      – Спасибо, – благодарит мягкий, знакомый уже женский голос. Он скорее угадывает, чем слышит это слово: так хрупко и почти беззвучно произнесла его женщина на том конце провода. И уже отчетливей:

      – Спасибо, что вспомнили. —

      Не выпуская из руки телефонную трубку, второй рукой он подвигает стул и присаживается.

      – Поля! Надо же! Господи… Где вы? Как вы? Рассказывайте! —

      – Ну, как. Как все, обыкновенно. Живу. Работаю. —

      – Муж? Дети? – интересовался Борис Кириллович.

      – Так должно быть? – спросил волнующийся приятный голос женщины.

      – Ну, вы же – как все! – обрадованно успокоено сказал он. – Всё должно быть устроилось. Помните, я внушал вам, что всё образуется и вы ещё будете счастливы? Я был прав? – грустно вздыхает профессор, выражая тем самым, что ему совсем не хочется быть правым. – А вы тогда уверяли меня, что никто и никогда… —

      – Никто и никогда… – слабым эхом отозвалось в трубке.

      – Невозможно! —

      – Значит, возможно… —

      «Нет, это всё-таки невозможно! – думал профессор, вспоминая, – Это какая-то фантастика! Полинька Салахова… Девчонка с детскими косичками в нелепом жакете-кофточке с чужого плеча. И глаза… Совершенно невообразимые глаза – до того они были чисты и прозрачны – до насквозь, до самого донышка. Виделась в них наивная простетская-детская душа, такая неискушённая и безоглядная – в любви и сострадании, в готовности жертвовать собой».

      – — – — – — —

      Он тогда вел факультативные занятия на первом курсе филологического факультета. Было трудно, как вспоминалось: многое уже забылось, надо было начинать сначала. Тем более трудно, что перед ним, рядом со вчерашними школьниками, сидели и его ровесники, такие студенты и аспиранты, каким он был. Чувство неуверенности