не понял. Мне-то все равно. Просто ничего хорошего от отношений с ней не жди, если хочешь по-серьезному замутить.
– А если «по лайту»?
– «По лайту»? – Захар пожал плечами. – С ней «по лайту» не получится, выпьет тебя до дна. Сам же видишь, роковая красотка, хоть и стрижется как чучело. Не поверишь, на рояле играет всякие пьески, а сама – ходячий секс. Как клеем тебя к себе приклеит, потом с кровью будешь отдирать… Знаю, что говорю. Мы с ней жили несколько месяцев. А теперь я ее Остров Про́клятых зову.
– Остров Про́клятых? – переспросил Костас. – Она что, Скорсезе любит? Или Ди Каприо?
– Мозги она ебать любит, – выдохнул перегаром Захар. – Давай-ка накатим… За молодых! – они неловко чокнулись одноразовыми стаканчиками с водкой, выпили. – Просто жить с ней – все равно что тусоваться на Острове Про́клятых. Как в дурдоме из этого кино. Думаешь, что у вас так, – он сделал неопределенный жест рукой, – а потом выясняется, что ты ни хера не угадал. Всё по-другому. Сплошные неожиданные сюжетные повороты. И как в фильме, чем все закончится – непонятно… Ну, тебе непонятно, а я-то уже все знаю…
– Я, кажется, понял, – кивнул Троцкий. – Спасибо.
– Не-а, – пьяно протянул Захар, – ничего ты не понял, брателло… Это как эти дезодоранты, «олд спайс» там всякий… Слышал, что в их состав входят соли алюминия? Сужают протоки потовых желез, уменьшают процесс потоотделения. И все хорошо, все довольны, люди спокойны за свои подмышки. Только мало кто знает, что алюминий – универсальный канцероген. И чистые, приятно пахнущие ромашкой или Килиманджаро подмышки означают только одно – повышенный риск онкозаболеваний. Вот Инга как этот самый алюминий. Свяжешься с ней – и все будет пахнуть лавандой, а потом жизнь твоя наебнется…
«Транзит» остановился, ближайший к двери пассажир схватился за ручку, отодвинул дверь, впуская в салон свежий воздух с Невы.
– Приехали! – оповестил гостей водитель.
– Пойдем! – сказал Захар и добавил громким голосом, пугая двух накрашенных тетушек: – Возопим пару госпелов в честь новобрачных!..
Гуляли свадьбу ближе к дому, в Озерках. Ресторанчик в спальном районе, длинный стол, заставленный приготовленными без души блюдами, тамада с надоевшими всем конкурсами, «подарки» в конвертах, бесконечное «горько!» и песни Лепса, сменяющиеся песнями Меладзе. Шабаш, по мнению Костаса. А Ингу обхаживал свидетель. После одаривания Троцкий незаметно слился с праздника.
Три недели спустя после свадьбы, в октябре, он вместе с коллегой собрался на выходных сплавать в Хельсинки на пароме. Паром отправлялся вечером в пятницу, плыл всю ночь, субботним утром приходил в Хельсинки и на следующее утро, в воскресенье, возвращался в Петербург. В самый последний момент перед путешествием у коллеги заболел маленький ребенок, он отказался от поездки, и забронированная двухместная каюта, где вместо иллюминатора посреди стены висела картина с фотореалистичным береговым пейзажем, оказалась в полном распоряжении Троцкого. Когда паром неуклюжим бегемотом отчалил от берега, Костас вышел на палубу,