посуду нельзя держать в доме.
– А то что? – мать усмехнулась, вырванная из размышлений.
Маша пожала плечами:
– Жизнь будет с трещиной.
– Она и так с трещинами. – Сказал отец, перелистывая газету. – Вон, что в мире творится!
Грубоватый от многолетнего курения смех матери заполнил пространство. Маша улыбнулась, окидывая взглядом мать: еще не старая, но от былой красоты мало чего осталось. А с фотографий, висевших на стене коридора – мать смотрела на нее молодой и красивой, блондинкой с большими зелеными глазами и курносым носом. Да и сейчас глаза матери были все такими же зелеными, но не яркими, как сочная молодая зелень, а тусклыми, как осенние листья, с темными припухшими кругами, почему-то никогда не исчезающими, даже в те редкие, теперь уже, дни, когда мать не пила.
– Скоро сентябрь. – Сказала Маша. – Надо бы к школе подготовиться.
– Да, кстати, – вновь подал голос отец и посмотрел на время, дрожащими с похмелья руками отложил газету на край стола. – Мне на работу пора. До вечера.
Он поднялся, отодвинув от себя недопитый крепкий чай, потрепал Машу по волосам, прикоснулся пальцами к плечу Анны и вышел в коридор. Через несколько минут входная дверь со скрипом закрылась. В повисшей тишине слышно, как тикают, висящие над столом круглые желтого цвета часы, как мать делает глотки чая.
– Так что со школой? – спросила Маша, представив себя в черном сарафане, в котором появлялась на первое сентября последние два года. – Сарафан мне мал.
– Я знаю, дочка, – ответила Анна и посмотрела на нее долгим взглядом. – Все купим, но позже.
– Хорошо.
– Чем будешь сегодня заниматься?
Мать снимала с волос бигуди и складывала их по одной на стол.
– К Гале пойду, она попросила с ней на почту сходить. Ей посылку тетка из Германии прислала.
– Сходите. – Мать кивнула, взъерошила пальцами волнистые короткие волосы. – Опять шмотки?
– Скорее всего. – Маша пожала плечами, жалея о том, что у нее нет такой родственницы.
– Буржуи! – мать дернула плечом, закурила.
– Ма, ты опаздываешь.
– Нет, нормально. – Обе посмотрели на стрелки часов, сквозь сигаретный дым, подымающийся к потолку.
– Мам? – Маша попыталась заглянуть матери в глаза.
– Что?
– Зачем ты пьешь?
– Ой, Машка, хватит! – отмахнулась та и подошла к окну, открывая форточку.
– Когда-то мы были счастливы.
– Все проходит, – отозвалась мать. – Счастье – это всего лишь миг. Счастье скоротечно, как и сама жизнь. Все когда-нибудь заканчивается. И жизнь тоже.
– Что ты такое говоришь? – Маша бросила на стол недоеденное галетное печенье. – Все зависит от нас самих.
– Взрослеешь. Выглядишь старше.
– Знаю.
– Извини, – мать обернулась, в глазах блестели слезы, но Маша уже вышла с кухни.
– …Анна Ильинична? – позвала Оксана и потрясла женщину за плечо. – Вам плохо?
– Помоги