Александр Пушкин

Евгений Онегин


Скачать книгу

сыпать острые слова,

      Когда болела голова;

      И хоть он был повеса пылкой,

      Но разлюбил он наконец

      И брань, и саблю, и свинец.

XXXVIII

      Недуг, которого причину

      Давно бы отыскать пора,

      Подобный английскому сплину,

      Короче: русская хандра

      Им овладела понемногу;

      Он застрелиться, слава богу,

      Попробовать не захотел,

      Но к жизни вовсе охладел.

      Как Child-Harold, угрюмый, томный

      В гостиных появлялся он;

      Ни сплетни света, ни бостон,

      Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,

      Ничто не трогало его,

      Не замечал он ничего.

XXXIX. XL. XLI

      …

      …

      …

XLII

      Причудницы большого света!

      Всех прежде вас оставил он;

      И правда то, что в наши лета

      Довольно скучен высший тон;

      Хоть, может быть, иная дама

      Толкует Сея и Бентама,

      Но вообще их разговор

      Несносный, хоть невинный вздор;

      К тому ж они так непорочны,

      Так величавы, так умны,

      Так благочестия полны,

      Так осмотрительны, так точны,

      Так неприступны для мужчин,

      Что вид их уж рождает сплин[58].

XLIII

      И вы, красотки молодые,

      Которых позднею порой

      Уносят дрожки удалые

      По петербургской мостовой,

      И вас покинул мой Евгений.

      Отступник бурных наслаждений,

      Онегин дома заперся,

      Зевая, за перо взялся,

      Хотел писать – но труд упорный

      Ему был тошен; ничего

      Не вышло из пера его,

      И не попал он в цех задорный

      Людей, о коих не сужу,

      Затем, что к ним принадлежу.

XLIV

      И снова, преданный безделью,

      Томясь душевной пустотой,

      Уселся он – с похвальной целью

      Себе присвоить ум чужой;

      Отрядом книг уставил полку,

      Читал, читал, а всё без толку:

      Там скука, там обман иль бред;

      В том совести, в том смысла нет;

      На всех различные вериги;

      И устарела старина,

      И старым бредит новизна.

      Как женщин, он оставил книги,

      И полку, с пыльной их семьей,

      Задернул траурной тафтой.

XLV

      Условий света свергнув бремя,

      Как он, отстав от суеты,

      С ним подружился я в то время.

      Мне нравились его черты,

      Мечтам невольная преданность,

      Неподражательная странность

      И резкий, охлажденный ум.

      Я был озлоблен, он угрюм;

      Страстей игру мы знали оба:

      Томила жизнь обоих нас;

      В обоих сердца жар угас;

      Обоих ожидала злоба

      Слепой Фортуны и людей

      На самом утре наших дней.

XLVI

      Кто жил и мыслил, тот не может

      В душе не презирать людей;

      Кто чувствовал, того тревожит

      Призрáк невозвратимых дней:

      Тому уж нет очарований.

      Того