столько слухов, легко переоценить важность еще одного информационного повода. Ведь Эйвери с большим удовольствием стимулировал воображение окружающих. Иногда он был как не от мира сего, нарочно привлекал к себе лишнее внимание, особенно на курсе древней истории. У него за пазухой всегда прятался рассказ или выражение, способное удивить профессора и всех присутствующих.
На последнем занятии Эйвери пел соловьем о жертвоприношениях, заставляя остальных чувствовать себя некомфортно. «Быстрые и безболезненные, разве? – спрашивал он. – Но ведь грудная клетка защищает сердце, как щит. Современные кардиохирурги пользуются скальпелем, но тогда их не существовало».
На том занятии Скай узнал, что жертву в давние времена убивали с помощью кремниевого ножа. Бесценная информация. Эйвери нашел ответ и всю эту беседу затеял с одной целью – чтобы вся аудитория затаила дыхание в немом вопросе «как»…
Он красовался, рассказывая о поперечной торакотомии: ребра ломались, жертва теряла сознание из-за отказа легких, затем палач вынимал у нее сердце. Все легко и ненапряжно, если приложить усилия и иметь сноровку. А раньше он рассказал об Алкивиаде, предложившем Сократу секс за его секреты.
За раздумьями об Эйвери Скай добрался до корпуса, в котором обитали члены поэтического кружка. Здание ничем не отличалось от остальных – та же кирпичная кладка и ярко-оранжевые стены. Без жилого блока, одни только аудитории.
Скай поздоровался с дамой на входе и спросил, где занимаются поэты.
– Идите на музыку, не прогадаете, – загадочно ответила та.
Изнутри помещения слышались басы, Скай понадеялся, что они не связаны с поэтическим кружком. От громкой музыки у него болела голова.
Взявшись за ручку двери под номером сто пятнадцать, Скай нырнул в темную комнату. У стен выстроились столы с закусками, а середину организаторы освободили, соорудили там сцену – небольшой постамент с микрофоном по центру. Туда-сюда бродили торжественно одетые подростки. У них в руках блестели бокалы с чем-то не запрещенным в стенах Нокс. Скай ярко представил, чем будет заниматься последующие несколько часов, и увиденная картинка ему не понравилась.
Его найдет профессор, он вежливо расскажет, в честь чего затеян праздник, всучит в руки бокал и оставит наедине с незнакомыми людьми. А социальное взаимодействие Скаю удавалось не очень хорошо: он умел быть вежливым и располагающим к себе, но общение стоило огромных душевных сил. Он боялся быть непонятым, понятым не совсем правильно или не полностью понятым… При этом Скаю не хватало смелости и самодостаточности, чтобы стоять где-нибудь в одиночестве и ни на кого не смотреть. Боже, дурацкий прием. Он ненавидел вечеринки.
Скай оглянулся по сторонам. Его манила комната в кампусе, тепло и комфорт, которые он в ней чувствовал. Недочитанные «Сто лет одиночества», три батончика «Натс», спрятанные под подушкой (Эйвери воровал у него сладкое, как маленькая зловредная белочка), даже вид из окна на зеленую лужайку заставлял его ностальгировать.
Он мог уйти, пока никто не заметил, а отцу сказать… Что-нибудь