извращённое надругательство. Вадик злобно кривился, слыша крики и вопли насилуемой Кати, и злорадно шипел, сидя в углу на ящике и наблюдая за ее страданиями:
––Так тебе и надо, сука… Так тебе и надо…
Дикая страшная оргия продолжалась до глубокой ночи. Юные насильники ненадолго прерывались, чтобы отдышаться и выпить вина, и снова принимались терзать девушек, насилуя их во всех мыслимых и немыслимых формах. Жертвы уже не кричали, а только глухо стонали, временами впадая в беспамятство, но их снова приводили в чувство и принимались за ещё более изощрённые издевательства. Незнакомый мужик, "кореш" Валерика, и в самом деле был специалистом по части обхождения с женским полом. За одну ночь пацаны получили столько познаний в сексе, сколько не знали никогда. Потеряв интерес к Кате, уже не реагирующую ни на какие мучения, вся шайка переключилась на более свежую жертву, перенеся её в другой угол на топчан.
Вадик всё ещё был раздосадован своей неудачей, и в нём кипела дикая ненависть к объекту своего фиаско. Воспользовавшись тем, что Катю оставили в покое, он подошёл к столу и долго разглядывал обнажённую, растерзанную девушку, лежащую на столе на боку и поджавшую колени к груди. Её крутые бёдра и соблазнительные ягодицы вновь пробудили в пацане первобытное желание обладать ею, но бесу, проснувшемуся в нем, простого совокупления было уже мало. Он отчетливо помнил, как она дёрнулась и скривилась от боли, когда палец мужика вошел в неё, помнил он и ту первую капельку крови, медленно стекающую по белой гладкой коже бедра…
Кровь! Вот что возбудило его по–настоящему! Вадик ухватился за стройные гладкие ноги и потянул Катю к краю стола, перевернув её на спину. Она не сопротивлялась, а только тихо стонала, и что–то бормотала в полубреду. Её глаза, выплакавшие все слезы, уже были сухими. Они с тоской и болью глядели на него, когда он грубо раздвинул её бёдра и с торжествующей ухмылкой стал разглядывать предмет своего дьявольского вожделения, перемазанный кровью и спермой. Руки у Вадика снова задрожали мелкой дрожью от возбуждения, когда пальцы коснулись горячей, влажной, липкой и скользкой от бесчисленных извержений кожи промежности. С перекошенным гримасой лицом, он с силой впихнул, собранные в щепоть, пальцы в тело девушки, и она, громко застонав, дёрнулась на столе.
––Вадим, мне больно. Не надо… А–а–а!.. – с мольбой простонала Катя, но он всё сильнее и глубже погружал свою руку, желая ощутить, какая она изнутри. Боль становилась всё сильнее, и Катя завыла жалобно и тоскливо. – Не–е–ет!.. Не на–до так… Про–шу… не… на–до… У–у–а–а–а!
Но пацану её мучения доставляли удовольствие. Они возбуждали его даже больше, чем сам половой акт. Жаль, что Катя кричала не очень громко и как–то невпечатляюще, да и крови вытекло немного.
––Сейчас, сейчас… – злобно шипел Вадик, глядя горящими глазами то на лицо девочки, то на её промежность, пытаясь определить тот болевой порог, который заставит её изойтись в крике. – Сейчас ты у меня получишь…
Войдя в раж,