– басом добавил полный, и я навела дуло ему в лицо.
– Птицы не продаются, это частный заповедник, – отчеканила каждое слово.
– Мы готовы поднять цену. Можем дать в три раза больше, – отвлёк меня худощавый, а второй рывком схватил за дуло винтовку. Палец дрогнул, и я нажала на курок.
Выстрел взорвал ночную тишину. Из камышей вспорхнули птицы, а в единственном в округе доме загорелся свет. Браконьера откинуло на несколько метров. Лёжа на земле, он корчился от боли, проклиная меня и весь мой род. Жить будет – винтовка заряжена солью.
– Вы сумасшедшая! Вы могли его убить! – кинулся худощавый к товарищу, осматривая его раны.
– Убирайтесь, – передёрнула пустой затвор и добавила громко, чтобы они это слышали: – Дробь!
Магией перезарядила винтовку настоящими патронами. Прицелилась. Выстрел, громче предыдущего, промчался над их головами. Худощавый быстро поднял раненого, перекинул его руку через своё плечо, и, хромая, они растворились в темноте.
Светящийся огонёк приближался ко мне со стороны дома. Торопливо открыла клетки, выпуская лебедей на свободу. Поднявшись в небо, они сделали круг и приземлились на зеркальную гладь реки.
– Софи! – услышала голос дедушки.
– Я здесь! – повесила на плечо винтовку и подняла с земли палантин.
Побежала к нему навстречу – он не должен видеть клетки браконьеров.
Вскоре увидела его с пузатым фонарём в руке и в наспех надетой одежде. Очки набекрень, но в блеклых глазах полно решимости дать отпор обидчикам.
– Дедушка, куда ты собрался? Врач сказал тебе больше отдыхать, – развернула его к дому и подталкивала идти обратно.
– Стреляли же. А вдруг грабители? Ты всё проверила?
– Всё, – ответила как можно мягче. – Лиса забралась, вот я и спугнула её солью.
– Лиса, говоришь… Тогда ладно.
На веранде нас встретила взволнованная бабушка. Года посеребрили её волосы, а мелкие морщины украшали постаревшее лицо, но выправка осталось идеальной – прямой и уверенной, как у благородной рэтты1.
– Что там стряслось, Софи?
– Лисы.
– Вот я тебя говорила, что это мелкий хищник, – начала отчитывать деда. – Откуда взяться браконьерам в наших краях? Врач строго-настрого запретил нарушать режим, Лаврентий. Тебе нужно беречь сердце, а ты бегаешь по ночам, как двадцатилетний мальчишка.
– Не надо делать из меня инвалида, – обиженно ответил и прошёл в дом.
Я последовала за ним, но остановилась под пристальным взглядом Агаты.
– Лисы? – рассматривала палантин в моей руке. Она всегда проницательна. – И много же тебе их повстречалось?
– Двое, но они трусливо убежали, слоило мне пару раз пальнуть.
– Ох, не нравятся мне эти лисы. Слишком они зачастили, – устало произнесла бабушка и пропустила меня внутрь, – Давай я приготовлю тебе чай, сегодня важный день.
– Самый обыкновенный.
Хотя я лукавила – день был необычный – но утренние обязанности никто не отменял. Я успела выпить чашку травяного напитка перед тем, как покормить лебедей на ферме. Их осталось немного – около трёх сотен, мало по сравнению с предыдущими годами. Спрос на лебединый пух падал, в моду вошло перо экзотических птиц. Охотники и браконьеры при первой возможности норовили поохотиться в заповеднике, ведь в дикой природе лебедей осталось очень мало.
Лебедь – символ моего рода, и мы всеми силами пытаемся восстановить популяцию. Я, наверное, одна из последних чистокровных рэтт Лебедянских. Когда-то чистая кровь была привилегией аристократов, гарантом высокого положения, большого магического потенциала и успешного брака. Сейчас же от неё мне осталась лишь мелкая магия и палантин. А рэтта или простая неяра2 – сейчас неважно, помёт в сараях сам себя не уберёт.
До семи часов возилась в птичнике. Дед Лаврентий пытался пробраться ко мне на помощь, но был пойман бабушкой Агатой и отправлен обратно в кровать. В этом году он перенёс сердечный приступ и только недавно встал на ноги. Я всячески оберегала стариков. После того как моих родителей не стало, они остались единственными близкими мне людьми.
– Софи, завтракать! – донеслось с веранды.
Я быстро приняла летний душ и надела приготовленный заранее наряд: коричневую хлопковую юбку-колокольчик длиной до щиколотки, бежевую блузку с воротником-бантом и туфли-лодочки. На ходу завязала ленты на воротнике, затягивая так туго, чтобы не оставить ни одного сантиметра кожи открытым.
В доме приятно пахло едой.
– Ты не забыла, что сегодня прилетает чиновник из столицы? – напомнила бабушка и поставила на стол овсяную кашу.
– Приём горожан в двенадцать часов в ратуше. Я успею поработать с утра в магазине, а затем попробую попасть на приём.
Ополоснула руки и села за стол. Агата заняла место напротив меня. В её взгляде читалась озабоченность,