чужие лица, новые лица тех, кто вышел в мир, направляются к порту. Я еду в порт, возвращаюсь все время.
Боаз-Яхин молча прижимал к себе рюкзак.
Грузовик затормозил, рев разделился на отдельные перестуки, дребезги и взвизги. Водитель заехал на обочину, остановил грузовик, заглушил двигатель. Положил руку Боаз-Яхину на колено.
– Не надо, – сказал Боаз-Яхин.
– Хотя бы ненадолго, – попросил водитель – На дороге между прошлым и будущим. Дай мне хоть немного своей незнакомости, незнаемости и своей новизны. Дай немного себя. Будь мне отцом, сыном, братом, другом. Будь мне хоть чем-нибудь ненадолго.
– Нет, – сказал Боаз-Яхин. – Не могу. Извините.
Водитель заплакал.
– Прости, что приставал к тебе, – проговорил он. – Теперь оставь меня, пожалуйста. Мне нужно побыть одному. Уйди, пожалуйста. – Он потянулся за Боаз-Яхина и открыл дверцу.
Боаз-Яхин достал с полки за сиденьем гитару и вылез наружу. Дверца захлопнулась.
Боаз-Яхин хотел дать что-нибудь водителю грузовика. Он раскрыл рюкзак, поискал в нем чего-нибудь в подарок.
– Подождите! – крикнул он, стараясь заглушить рев двигателя, когда грузовик завелся вновь.
Но водитель его не услышал. Боаз-Яхин видел его лицо, все еще в слезах, под старой черной шляпой без полей, что не была ни ермолкой, ни феской, когда грузовик выезжал на дорогу, унося с собой запах топлива, апельсинов и древесины апельсиновых ящиков.
Боаз-Яхин закрыл клапан рюкзака, щелкнул пряжкой. Внутри не было ничего такого, что могло бы стать даром для водителя грузовика.
13
Яхин-Боаз и дальше просыпался очень рано поутру, всегда – зная, что где-то на улицах его поджидает лев. Однако поскольку видел, как тот ест настоящее мясо, он больше не осмеливался выходить наружу, пока не проснется и не зашевелится весь прочий мир. В рабочее время и по вечерам льва он не видел. Почти все время Яхин-Боаз был возбужден.
– Ты предаешься любви так, словно впервые здороваешься и в последний раз прощаешься, – сказала ему Гретель. – Будешь ли ты здесь завтра?
– Если у меня есть завтра, я буду здесь, если здесь – то место, где я, – отвечал Яхин-Боаз.
– Кто может просить большего? – сказала Гретель. – Человек ты надежный. Настоящая скала.
Яхин-Боаз думал о льве постоянно – как тот съел взаправдашнее мясо, как юная пара льва не видела, зато наблюдала, как поедается мясо. Он не осмеливался снова встретиться со львом без чьего-либо профессионального совета.
Он осторожно завел разговор с хозяином книжного магазина.
– Современная жизнь, – сказал Яхин-Боаз, – особенно современная жизнь в крупных городах – создает в людях сильные напряжения, не правда ли?
– Что современная, что древняя, – согласился тот. – Где жизнь, там и напряжение.
– Да, – сказал Яхин-Боаз. – Напряжение и нервы. Прямо удивительно, что могут сотворить нервы.
– Ну, у них же не без системы, – отвечал хозяин. – Ведь если у тебя нервный приступ,