подскакивая на ухабах кривой лесной дороги. Потом был другой папа. Он тоже пил, но никого не бил. Он был добрый. Когда девочке исполнилась двенадцать лет, он стал регулярно насиловать ее. Мама уходила в ночные смены на птицефабрику, а девочка не всегда успевала убежать из дома перед приходом отчима. Мама очень уставала на работе и никак не хотела верить в рассказы дочки. Ведь новый папа был такой добрый, пусть даже и всегда пьяный. В итоге она сбежала из дома. Жила у знакомых по квартирам и общежитиям, где придется. Иногда ее использовали, иногда били. Мир упорно продолжал разочаровывать. Вместе со стрессом и разочарованием обычно приходят Ф-диагнозы4. Она и сама не успела заметить, как биполярное расстройство стало определять динамику ее жизни. В маниакальные фазы она безудержно пила, хулиганила, кричала на деревья, ее главных ночных собеседников, разбивала о них невидимые стекла. А потом надолго наступало опустошение и депрессия. Она лежала пластом там, где можно было долго находиться незамеченной. Такой она попала в поле зрения полиции, а потом социальной службы.
Я выкинул окурок, обжегший пальцы, и закурил еще одну сигарету. Потряс головой. Никогда не понимал, что это – игра фантазии или графоманский бред. «Скорее не то и не другое, – подумал я, наблюдая, как из здания администрации ко мне спешно приближается начальница с каким-то угловатым свертком. – Бывает, накатывает отрывочная информация из клиентских дел, а внутренний писатель сразу же превращает факты в эмоциональные эпистолы. Как там было у Лакана, эмоции наиболее истинный инструмент оценки реальности. Факты всегда врут, и статистика тому явное подтверждение».
Айна протягивает мне сверток. Говорит, что это подсвечники, которые сделали клиенты своими руками, прямо у них в столярной мастерской. Еще раз напоминает, что программа реабилитации у них работает. Кому, на хрен, нужны эти подсвечники! Я забираю сверток и благодарно киваю. Быстро иду к машине, сажусь и захлопываю дверь. Не хочется с ней разговаривать. Из машины трезвоню девчонкам и поторапливаю их. Обратно мы едем без разговоров. Все о чем-то думают. После посещения «наших домиков» всегда так. Словно побывал в каком-то промежуточном мире, вакууме, оторванном от радостей большой жизни. Острова забытых душ. Только эти острова внутри нас. Те, кто живет в филиалах, потеряли связь с материком. Да и нужна ли она им? На материке людно, и большинство из нас не страдает состраданием. Не потому, что мы плохие. Просто на сострадание не остается времени и сил.
Тишину прерывает телефонный звонок. Звонит коллега из департамента по контролю качества социальных услуг. Говорит, что у нас случился «пиздец» в Добеле. Прямо так и говорит. Она интеллигентная девушка и никогда не ругается. Поэтому я понимаю, что случилось что-то серьезное. Да. Случилось. Мужчина, цыган, опущенный во всех смыслах героинщик, которому судом было запрещено приближаться к семье ближе, чем на двести метров, преспокойно с этой семьей жил. Вместе с супругой они плотно висели на героине, а неделю