групповых квартир и центров по дневному уходу, разбросанных где-то среди многоэтажек в спальных районах. Ну, это если совсем упростить весь процесс. Людей с отклонениями тщательно отбирали для проекта, оценивали по специальной методике, развивали способности к самостоятельной жизни и долго подготавливали. Естественно, совсем отъявленных психов на свободу не отпускали.
Я как-то сразу проникся благородной идеей проекта. Во-первых, идея была хорошая. Мы же не в Средневековье живем, когда «психов» выгоняли из города, а если город находился рядом с морем, то их отправляли в него на старом корабле без снастей и моряков. В среднем в каждой стране пять – семь процентов населения – это люди с серьезными психическими и умственными отклонениями. Почему мы, черт возьми, должны не брать за них ответственность, а отправлять на обочину жизни, в комбинаты со сменным персоналом, труд которого слишком низко оплачивается, вызывая вечное недовольство? Во-вторых, проект трансформировал детские дома в достаточно пристойные формы семейной опеки, где среди ночи не вызывали полицию за плохое поведение и не отправляли бедного ребенка на пару дней в психиатрический диспансер. Даже в наше время такие методы воспитания систематично применялись во многих детских домах. Детей часто наказывали и унижали, и лишали самого главного в жизни – достойного человеческого отношения.
И скорее всего это «во-вторых» было «во-первых». Потому что эти бедные брошенные дети, незнакомые с нормальными формами любви, томились в старых, построенных еще при Советском Союзе, разваливающихся домах, жили в комнатушках со рваными обоями и облупленной краской, играли пожертвованными кем-то игрушками. Любой, кто когда-нибудь был в детском доме или в доме ребенка-инвалида, никогда не забудет безысходную тоску, застывшую в детских глазах. При виде незнакомого взрослого у маленьких деток эту тоску быстро сменяла робкая надежда и интерес. Может быть, это пришли за ними давно забытый папа или мама? У подростков, уже закаленных разочарованием, посторонние не вызывали никаких эмоций. В доме ребенка-инвалида к апофеозу отчаянья добавлялись нелепые движения, жуткие возгласы, скрюченные конечности, лица, смотрящие на тебя сумасшедшим взглядами, словно персонажи на картинах Босха. Но это были такие же дети. Их души не знали классификации. И любой из них жаждал любви и ласки.
Я быстро заболел идеей «ДИ». Идеей нельзя заниматься, не отдавшись ей полностью. Особенно если против этой идеи практически все – ну, кроме близких коллег. Спасибо им. Таких замечательных самоотверженных людей я не встречал за всю свою жизнь. Это признание, правда, немного смахивает на эпитафию. Против переселения «психов» были почти все власть имущие – парламентские комиссии, самоуправления, средства массовой информации. Даже моя жена не желала слушать размышления на эту тему. Потому что это неинтересно, непонятно и даже опасно. Зачем что-то менять? А жена так вообще не очень любила мрачную тематику моей работы. К