замеров и фотосъёмки Рабкин потянул Костика в сторону еврейского участка. Костик не любил там копаться, а Шуре интересно.
На Павловском кладбище большинство дореволюционных памятников после войны скупили евреи. С них сбили прежние надписи – сделали новые, мрамор всё стерпит. Рабкин, расследуя судьбу каждого надгробного камня, пытался прочитать выщербленные буквы.
Костик орудовал на бывшем лютеранском участке, отрывал из-под слоя земли старые плиты, расчищая их от мха.
Из осколков известняка Костик сложил имя латиницей:
– Клеменс Шеф. Немецкое имя. Это был колонист из деревни Этюп.
В свою очередь Рабкин обнаружил плиту с именем умершего ребёнка – сына генерал-лейтенанта Ренненкампфа. И надгробие фон Гове – начальника Павловского вокзала времён Иоганна Штрауса.
Подобные открытия Шура и Костик наносили на план на планшете.
Надо сказать, что помимо заказа кладбищенского начальства Шура пытался монетизировать их с Костиком походы на кладбище, организуя платные экскурсии на могилы.
Выгода всем – и Рабкину, и туристам. За экскурсии он брал недорого, а деньги с Костиком они делили на еду.
Шура умел рассказывать про могилы с особым вдохновением:
– Вот здесь, например, похоронена Лидия Делекторская. Муза Матисса. Художнику было шестьдесят, когда она, двадцатилетняя русская эмигрантка, пришла к Матиссу устраиваться на работу. Не подозревая, что останется в его доме на двадцать два года. Делекторская стала нежным другом художника. Она изображена на множестве его картин и рисунков. Один из критиков о ней написал: «она никогда не была в тени, она всегда была рядом». И вот её скромненькая могила, посмотрите на неё…
Приземлённая гранитная доска, зажатая в низине среди соседних великанов-крестов.
– Действительно, скромная могила. А почему муза Матисса похоронена не во Франции?
– Лидия завещала похоронить себя в России. Она и на чужбине оставалась патриоткой. Матисс дарил ей много картин. После его смерти она их отдала безвозмездно в наши музеи, сотни работ. Например, в Эрмитаж.
– Неужели эрмитажники не могли раскошелиться на приличный памятник? За одну картину Матисса, наверное, можно было всё кладбище обустроить? – удивлялись экскурсанты.
– Как видите, не удосужились, – вздыхал Рабкин.
– А чем вы ещё здесь занимаетесь? – Лиза хвостом таскалась за Костиком.
– Ищем раритеты, как говорит Комиссаров. Почти никаких старых захоронений до нас не дошло. После революции стали валить кресты и зачищать остатки старого мира. Могилы и склепы получали новых хозяев. Во время войны испанцы, как сороки, таскали всё, что блестит. Поснимали самые красивые мраморы, увезли их к себе на родину. И сейчас могильщики пошаливают: если найдут старинную плиту, ушедшую в землю, разобьют её на части и выкинут, чтобы участок освободить.
– Зачем?
– Как зачем. Чтобы продать это место под новое захоронение. Нынче места дорого стоят. Особенно на старинной части кладбища.
Лиза