Европой, благо там княжество на княжестве сидело и княжеством погоняло… да и документы и акты о подлинности европейцы, как правило, не подделывают. Они у них действительно подлинные, в отличие от того, что могут всучить здесь! Да, так вот: самую любимую часть своей коллекции, то, с чем я никогда не расстаюсь, я всегда вожу с собой. И вам я ее, пожалуй, сейчас покажу! – неожиданно говорит он и… совсем как в фильме про шпионов, снимает со стены картину в богатой золоченой раме, за которой и обнаруживается вмонтированный в стену сейф.
– Такие штуки здесь в половине номеров, – поясняет он, не забывая, впрочем, заслонить от моих чересчур любопытных взоров панель с кнопочками и крутилками. – Но, поскольку я постоянный клиент заведения и этот номер постоянно за мной, мадам разрешила поставить здесь свой собственный сейф. Поскольку… поскольку… да! – восклицает он и распахивает дверцу настежь. Затем с явным усилием достает и ставит на стол нечто среднее между еще одним сейфом, кейсом и сказочным сундучком. Набирает еще одну комбинацию на цифровом замке, откидывает крышку и…
– Лин, детка, – воркует он, – подойди сюда! Драгоценности лучше всего смотрятся на прекрасной женской коже… особенно жемчуг, без женской кожи он просто мертв!
Я изумленно таращу глаза на извлекаемые из сафьяновых футляров и бархатных гнезд частички истории княжеств и королевских домов. Лин сидит неподвижно, как кукла, и только в ее загадочных и очень темных глазах вспыхивают те же искры, что и в бриллиантах, сапфирах, изумрудах, рубинах, прикладываемых к ее мраморной шее или таким же черным, как и глаза, волосам…
– Диадема «Колосья», – поясняет тот, кто вполне, как мне сейчас кажется, мог быть потомком легендарного Добрыни, – столько в нем стати, гордости и даже спеси, черт вполне богатырских и даже княжеских. – Считается утраченной после продажи части драгоценностей дома Романовых на аукционе «Кристи» в тысяча девятьсот двадцать седьмом году. – Он хмыкает. – А она – вот она, здесь! Да, детка, потерпи… тяжелая штуковина, я понимаю… но о-о-чень тебе идет!
Щеки Лин вспыхивают румянцем, а бриллиантовая корона делает ее красоту совсем уж непереносимой.
– Большевики явно продешевили, продавая ценности дома Романовых, – удовлетворенно потирая руки, сообщает Ник Ник, вертя свою модель вместе с креслом то в ту, то в другую сторону. – Оцените только каратность камней и тонкость работы! Им же просто равных нет! Разумеется, мне пришлось выложить за все это уже полную цену… но я не жалею! И вообще ни о единой покупке не жалею! К тому же это прекрасное помещение капитала. Цена на все, что я приобрел, растет с каждым годом, и, надеюсь, у меня еще будут наследники, чтобы передать коллекцию им! Та-а-ак…. Теперь еще одна прелюбопытнейшая вещица, которая едва не погибла в революции семнадцатого года…
Первая корона – или тиара? не знаю, как и назвать, – сменяется следующей, еще более массивной, с огромными жемчужинами в обрамлении все тех же бриллиантов,