года три как, вынырнула откуда-то, такая же как раньше, шебутная и веселая. Он слегка завидовал ей, надо же настолько несерьезно относится к жизни. У Лолки никогда не было проблем, что бы вокруг не происходило, у нее был один ответ: «Пустое. Проехали. Никто же не умер». Она жила между Питером и родным Силламяэ, то там, то здесь, нигде вроде не работала, но не бедствовала, значит где-то что-то ухитрялась склевать. Не его дело.
Совпало просто, но именно когда Лолка снова на их горизонте объявилась, три года назад, Катя опять стала исчезать. Нет, в прямом смысле она никуда не делась. Была здесь, рядом: на работу, в садик за Захаркой, домой; готовила, убирала, читала книжку, забравшись с ногами в бегемотное кресло, разговаривала с Димой, спала с ним. Но Дима чувствовал, как она просачивается у него между пальцами, тает, уходит от него, утекает. Она здесь, вот хочешь руками сожми, и нет ее, душа ее где-то. Не с ними. Не с ним, не с Димой. Катя тогда только выправилась после беременности своей тяжелой, после первых двух захаркиных лет жизни, вставаний по ночам, то покормить, то переодеть, то просто покачать проснувшегося среди ночи малыша, его бесконечных болячек, кишечных колик, растущих зубов. Наконец, она перестала сидеть дома в затрапезном виде, какой-то линялой безразмерной кофте или его старой сношенной рубахе, похудела слегка, стала смотреть на себя в зеркало, накупила себе новых тряпок. Захарка пошел в ясли, а Катя – на работу.
И стала отдаляться от него, каждый день чуть-чуть дальше, по чуть-чуть, но дальше и дальше, стала чужеть.
Тогда Дима первый раз изменил жене. Бездарные какие слова «изменил жене», пустые. Что тут можно изменить? Оттого что он переспал с какой-то девицей, ничего не изменилось. Все вышло-то сумбурно. После работы собрался на дачу, ни за чем особым, просто, как говорится, проверить дверь. Выходил уже на улицу, а тут компания с кафедры, идут днюху чью-то в кабак отмечать. Ну и его с собой потащили. А как пивка хлебнули хорошенько, Дима их всех к себе пригласил. И поехали, человек семь их было. В электричке орали хором: «Пусть я погиб у Ахерона, и кровь моя досталась псам…» и «…Акинаком исколю всю античну рожу…», еще пива набрали в ларьке на станции и на даче продолжили. А как все убрались, оказалось, что одну девицу забыли, она в дальней комнате прикорнула, и никто о ней не вспомнил. Дима ее даже не знал, она с кем-то была, не ихняя, не факультетская девица. Он даже имени ее не запомнил. Ну в общем, они переспали и разбежались.
Потом была еще одна девушка, его аспирантка. Ее он возил на дачу целое лето, когда знал, что родители не поедут. Это можно было бы даже назвать романом, если бы там была любовь. Нет, девушка ему нравилась. Нравилась, но не больше. Приятная такая, умненькая. Вот, он уже стал использовать вадимово словцо.
Вот если бы Вадим на Лолку запал тогда давно. Ведь мог бы. Ему как раз такие и нравились, легкие, беспроблемные, «как скажешь, так и ляжем». Ну почему она в аспирантуру поступать не стала? Ведь брали же. И она даже экзамен пошла сдавать. Трое их было с ее курса на одно аспирантское место,