еще спала. Вчера она вернулась поздно. Забралась, как обычно, через окно, долго ворочалась и все материлась по поводу «этой скотины», которая обращается с девушками как с коровами, которых нужно заклеймить, а сам не может даже вымыть свою машину, и на заднем сиденье сваливает всякое барахло, словно это не машина, а помойка.
Маргарита спустила свои ноги с кровати и прошлепала к окну. Отодвинула штору, выглянула во двор. Небо было ясным, облака растаяли, и солнечные лучи заливали теплом спортивную площадку и сад. Высоко над крышей учебного корпуса, едва видимая в потоках света, кружила птица. Маргарита опять зевнула и стянула с себя сорочку.
По дороге к платяному шкафу она бросила ее на неубранную кровать. Затем открыла дверку и посмотрела на себя в огромное зеркало.
Стройные ноги, загорелые. В полумраке комнаты загар казался еще темнее. А незагорелая грудь была белой, как снег. Маргарита нравилась сама себе. Она покрутилась перед зеркалом, воображая себя то монахиней, то проституткой, а потом рассмеялась и начала одеваться.
Когда оглядываешься на события, круто поменявшие жизнь, память восстанавливает все в мельчайших подробностях. Одно только было странно: все возникающие перед Маргаритой видения были пронизаны тишиной. Конечно же, на самом деле все было не так: под окном на площадке играли в футбол мальчишки, шумели листья зацветающих яблонь, и весенний ветер, врываясь в комнату, играл занавеской.
Но память почему-то стирала все эти звуки и оставляла только тишину. И эта тишина была пронизана величавым спокойствием и уверенностью, ощущением скорой радости, для которой не нужны слова и звуки, которая может обходиться жестами и взглядами, молчанием. В памяти Маргариты тот день и слился с тишиной, со сладостным, неторопливым течением времени, с приближением жаркого лета и с плавным кружением далекой птицы.
А сейчас Маргарите трудно даже представить, что на свете есть тишина. Она присутствует только в памяти. Вокруг всегда столько людей, музыка, встречи… Иногда ей казалось, что тишина больше никогда не вернется, что она осталась позади, в прошлом, на пороге каникул, в том воскресном весеннем дне, совсем в другом мире, с которым все давным-давно покончено.
Тишина умерла. Она отодвинулась за кулисы, ушла с арены, стала чем-то второстепенным, стертой тенью позабытого понятия, видением, миражем. А потом и вспоминать о прошлом стало тягостно.
Но даже если бы Маргарите представилась возможность повернуть вспять время, вернуться назад и снова окунуться во времена своей юности, она наверняка почувствовала бы себя обманутой. Она просто не знала бы, что ей там делать – чужой, усталой, утратившей все иллюзии.
Но Маргарита все равно любила бродить по тропам воспоминаний. Память все приукрашивала, стирала грязь, возвеличивала обманы, наделяла тайным, двойным смыслом самые незначительные детали. И когда сердце начинало биться в груди отчаявшимся узником, когда страх и беспокойство опутывали липкой паутиной, а душа слабела и дрожала