и люк, даже без согласования с директором института, хоть и был он академиком, и не только, и лаз был запаян наглухо! Шептались, что ходы вели к Кремлю: но зачем купцам-то, хоть и преуспевающим, такое мастерить! А, может, наоборот, шли они вглубь Земли! Не исключено, что лабиринт под Москвой был создан до ее создания и ведет к другим городам и странам или даже мирам, откуда и появляются химеры в мареве. Но врачам, занятым земными делами: детишек с мамами спасать, не до загадок истории!
А вот Пушкина, который неподалеку с родителями оттуда жил маленьким и бывал здесь уже поэтом, да и маленького Тютчева, возможно, все это заинтересовало бы и было бы поинтереснее сказок, в которых из уст в уста, ведь не только для поцелуев губы сделаны, древние истории передавались! А Островский и Салтыков-Щедрин своих героев здесь располагали, как и Булгаков! Затем перемешались и авторы, и их создатели и уже трудно понять: что реальнее: писатель или его герой! А уж, что до кота ли ученого: ударение на слове ученый, который все по цепи ходит! И было ли где-то в далеком и теплом Иерусалиме Вознесенье Христово, а затем и матери его! – Только Храм Вознесенья неподалеку на Пречистенке стоит. Строили – когда веровали: и в Бога, и в сказания.
Но вернемся к нашей девушке, которая, не только была наделена даром странника по мирам, но и развивала его. Она была уже далеко. Вознесясь над плотными снежными тучами над Москвой, что так хорошо видно, когда летишь на самолете, не задерживаясь в летней голубизне неба, она поднималась все выше и выше в своей медитации. Затем достигла равнодушной к земным проблемам темноты Космоса и, что не всегда удавалось, по системе коридоров и лабиринтов, переместилась на какой-то совершенно другой модуль с розовыми и сиреневыми вершинами гор, так похожими на картины Рериха, желтыми крупными цветами на деревьях, необычными запахами и звуками… Но тут, где-то на другой планете, у нее зазвонил будильник. Кошка за окном, это пограничное существо, которое может не только видеть, но и слышать глазами, помогавшая ее переходу, телепортировала на соседнюю улицу, используя червоточины в пространстве, а может быть, в другое измерение.
Надо было спешить на практическое занятие. Она с сожалением потянулась, не открывая глаз, потерла ладони одну о другую и они быстро согрев их в прохладной квартире, приложила к глазам, потом повторила эту же манипуляцию, но обтерла уже все тело, начиная с головы. Три раза пропела "Ом…" Затем сложила ладони с чуть коротковатыми пальцами, без маникюра, поставила на уровень груди и только после этого открыла глаза… – Исчезли и химеры, и серость зимнего дня в квартире, и марево за окном. Стало понятно, что с такого лица надо писать портреты. Что, впрочем, часто и происходило!
Глава. 2. Женщина на обочине
Два часа назад на город, смешавшись с пробками шампанского, серпантином, криками: «Ура», боем часов, запахом разгоряченных тел, духами разного достоинства, и каким-то смутно-детского ожиданием счастья, которое мы глубоко прячем, но