легенда гласит, что первый владелец «Мексиканки» – англичанин Олдфилд – познакомился с девушкой лично: зашёл в комнату и увидел, что полотно опустело. Он услышал тихий смех, повернулся – а девушка стояла за ним. Далее по одной версии Мексиканка рассказала Олдфилду какой-то секрет. По другой версии – поцеловала один раз в губы. В любом случае Олдфилд попал в приют для душевнобольных – знаменитый лондонский «Бетлем», он же «Бедлам», – а Мексиканка переехала к другому владельцу, который подозрительно быстро отдал её в музей.
Суеверия.
Во-первых, сэр Олдфилд жил раньше, чем построили «Бедлам» и попасть в него никак не мог. Во-вторых, записи показывают, что Олдфилд умер у себя дома и в ясном уме. В-третьих, нарисованные девушки не оживают. С искусствоведами никогда не происходит ничего сверхъестественного, потому что сверхъестественного никогда ни с кем не происходит.
Просто «Мексиканку» изучает огромное количество специалистов по всему миру. У кого-то рано или поздно звонит телефон, и его приглашают в столицу работать с оригиналами. Это, собственно, всё, что пока произошло со мной. Я вышел из хранилища и отправился в гостиницу отдыхать и готовиться к новому рабочему дню. Точнее меня отправили, наказав хорошо отдохнуть и переварить впечатления. Легко сказать: титанических размеров высокотехнологичное хранилище картин ошарашивало, но и огромный дорогой отель производил впечатление. Конечно, стальных дверей с кодовыми замками, в отеле нет, но если ты провинциал, то тебя легко поразить, например, пылесосом. Особенно если он роботизированный, хромированный, а горничная, которая им помыкает, одета в униформу, достойную космических войск.
В баре гостиницы убивают вечера уставшие командировочные. Я не умею заводить знакомства: но как-то само собой получилось так, что меня распирало от впечатлений, а барные стойки вроде как предназначены для ненавязчивых бесед. Так по крайней мере следует из фильмов.
– А, вы знаете, я тоже в последние годы занималась картинами.
– Так вы искусствовед?
– Нет, я биолог. Меня привлекли к одному проекту. Видите ли, на некоторых старых картинах у персонажей очень странные пальцы. Люди бог знает что выдумывают, чтобы это объяснить. Мы считаем, что у них попросту ревматоидный артрит. Или подагра.
Я, конечно, помнил эти скрюченные пальцы у одной из Граций Рубенса. Сам Рубенс страдал артритом. Как, возможно, и его жена, позировавшая для этой картины. Вообще, в те времена мало кто был полностью здоров. Меня рассмешило то, что кто-то всерьёз пытается разобраться, чем именно мучались эти несчастные. Мою собеседницу, похоже, ничто особенно не смущало. Впрочем, она медик, биолог. Знаете, они имеют привычку говорить сухо и обыденно о таких вещах, которые обычно озвучивают с неловким смешком. Мне даже на секунду показалось, что на ней белый халат. И тогда я окинул её взглядом, чтобы убедиться, что она одета во вполне обычное платье. Бывает, за годы профессия накладывает отпечаток на манеры.
Я осмеял заказчиков