сразу дошло до Насти.
– За ту, которую крематории обычно предлагают.
Она секунду раздумывала – не слишком ли это жестоко? И тут же отогнала от себя эту мысль. Жестоко то, что было сделано с ней. А это – просто возмездие. Да и какая разница – сгниет ли он в земле у нее на даче или в лесу или сжарится за пару часов в печке.
– Что за крематорий? – Живо включилась она в беседу. – Я такой не знаю. И что за Даня? Может, не будем привлекать больше людей в это дело? – Она хотела продолжить заваливать его вопросами, но он нетерпеливо прервал ее:
– Деньги есть?
– Да, да… но к банкомату нам сейчас никак нельзя – там же камеры везде и счета могут отследить.
– А на территории больницы их не было?
– Они устаревшие, их сняли перед проверкой, которая должна быть на следующей неделе, а новые еще не успели повесить.
Наступило осуждающее молчание. Настя корила себя за то, что не поменяла камеры сразу, не запаслась ими заранее и одновременно радовалась этому. Лука не мог поверить, что Анастасия Сергеевна могла в чем-то допустить опрометчивость, хотя это и играло им сейчас на руку. Настя порылась в сумке:
– Вот, родители одного пациента благодарность приносили… Тут тридцать тысяч.
– Может и хватит. – Осуждающая мысль промелькнула в его голове.
– Далеко нам ехать? А если гаишники на дороге встретятся? Езжай аккуратно. – Обеспокоилась Настя.
– Это где-то за сто киллометров отсюда. Поедем через лес.
«Так далеко мертвяков везут…» – подумала она, «почему ни при городском морге интересно…»
– В этом крематории от бомжей избавляются и утилизируют тела, за которыми никто не пришел. Но там строгий учет. Просто так жечь тело он не станет. Даня мой приятель с детдомовских времен. Мы не то, чтобы близко общались, поэтому я не знаю, пойдет ли он нам на встречу. Да и вообще – жив ли сам Даня, работает ли там еще.
– Так ты детдомовский…
– Удивлен, что ты не читала мое личное дело. Да, мы с тобой оба росли без родителей, но в сильно разных условиях. – Пытаясь сдержать высокомерную насмешку, процедил сквозь зубы Лука.
– Ты ничего не знаешь про мои условия! – Резко взопила Настя. Лука поднял брови – такой разъяренной он ее никогда не видел.
– Прости. И прости, что втягиваю тебя в это. Хотя нет – ты сам подошел, ты сам втянулся, ты сам виноват! Прости. Я на самом деле так тебе благодарна…. Я так запуталась.
– Я вижу.
Несколько мгновений они ехали молча.
– Это поэтому у тебя такое странное для нашего времени имя – Лука?
– Ну да. Так меня назвала акушерка, говорят, она была верующая и хотела таким образом дать мне защиту. А мать умерла при родах, отца никто не знал. В маленьком неблагополучном городе некому было усыновить меня. Но я даже рад сейчас этому.
– Понятно, – она жутко смутилась от его истории и от того, что между ними появилась определенная теплота.
Настя прислонила лоб и веки к холодному стеклу. С другой стороны окна размазывались тонкие стрелки моросящего