звонок у окна (с помощью шелкового платка из шляпы) и подготовить экстренный отход, открыв сначала жалюзи, а затем само окно. К счастью, это была спокойная ночь, и лишь слабый ветерок прорвался внутрь. После этого Раффлс стал работать над показанным ему мной сейфом за книжным шкафом, пока я стоял на стреме. Я стоял там в течение долгого времени, слушая громкие часы в холле и тихие звуки инструментов Раффлса позади. Все было спокойно, пока третий звук не взбудоражил меня. Это был звук осторожно открываемой двери второго этажа.
Я успел только открыть рот, чтобы прошептать предупреждение Раффлсу. Но его уши тоже легко уловили посторонний звук. Его фонарь погас, пока я поворачивал голову. В следующий момент я почувствовал его дыхание на шее. Было уже слишком поздно не только для того, чтобы прошептать ему что-то, но и для того, чтобы закрыть изуродованную дверь. Мы могли только стоять. Я замер на пороге, Раффлс занял позицию у моего локтя, и мы наблюдали, как человек, несущий свечу, спускается по лестнице.
Дверь в кабинет находилась под прямым углом к пролету, и для человека, который подходил к нам все ближе, не составило бы труда увидеть нас. Но вот нам было совершено не видно, кто приближается к нам, мы оставались в неведении до момента, пока человек не оказался совсем рядом. По шороху одежды мы поняли, что это одна из дам в вечернем платье, как если бы она не так давно вернулась из театра или с бала. Я незаметно отступил назад, глядя, как свеча подплывает к нам все ближе. Когда она оказалась в нашем поле зрения, я почувствовал, что Раффлс бесшумно закрыл мне рот ладонью.
Я мог бы легко простить Раффлса за это! Ведь на следующем своем вдохе я бы закричал. Девушка со свечой… девушка в бальном платье… поздно ночью с письмом в руке… была последней девушкой на Земле, которую я бы предпочел встретить при таких обстоятельствах – как полуночный нарушитель порядка в ее доме, куда я был некогда приглашен благодаря ей!
Я забыл о Раффлсе. Я забыл о негодовании, которое он снова у меня вызвал. Я забыл о его руке на моих губах, я даже не заметил, когда он убрал ее. Во всем моем мире не существовало никого, кроме этой девушки. Мои глаза и мои мысли были поглощены только ею. Она не видела и не слышала нас, за все время она даже не повернула голову ни вправо, ни влево. Небольшой дубовый стол стоял на противоположной стороне зала. Именно туда она и направлялась. На нем была одна из тех коробок, в которые обычно складывают письма. Она наклонилась, чтобы прочитать в свете свечи время, когда эту коробку опустошали.
Часы громко отчитывали уходящее время. Она выпрямилась, теперь ее свеча уже была на столе, обе ее руки держали письмо, а ее мрачное и красивое лицо выражало трогательное недоумение, от одного вида которого у меня на глаза навернулись слезы. Я увидел, как она открыла конверт, который не был запечатан, и прочитала письмо еще раз, как будто оно могло как-то измениться за те пару мгновений, что она не смотрела на него. Ничего было не изменить. Внезапно она сорвала со своей груди розу, которая украшала платье, и приложила ее к своему письму. От ее действий я