ей.
Евдокии не хотелось продолжать этот разговор.
– Пойду, я.
– Отчего так рано? Указа государева не соблюдаешь, – улыбнулась Варвара Михайловна.
– Нездоровиться мне что-то, – проговорила тихо Евдокия, глядя то на Истомина, то на улыбающуюся княжну.
– Ну, ступай. Неволить тебя не стану.
Арсеньева проводила Велигорову до двери. Евдокия вышла на улицу, и направилась к Неве, туда, где находились лодки. Летний вечер был теплый и ласковый. Начало лета порадовало потеплением и хорошей погодой. Велигорова прошла мимо фонарей, которые в темное время суток освещали улицу горящими в конопляном масле фитилями. Ох уж эти фонари. Это был настоящий прогресс – масленые фонари. В Париже в это время на улицах все ещё горели свечи. Заведовал установкой такого освещения генерал – полиц- мейстер Санкт-Петербурга Антон Мануилович Девиер. Но стоили они очень дорого, и поэтому Сенат в 1723 году переложил бремя их покупки и содержания на жителей столицы. Как бы там ни было, в столице по вечерам стало светлее, а в Москве все еще царила темнота, которая будет развеяна только в 1730 году по приказу Анны Иоанновны.
Евдокия шла медленно, ей казалось, что где-то остановились некие часы, и ей никак не удается дойти до нужного места. Но вдруг сзади она услышала чей-то приятный мужской голос.
– А что госпожа, не хочет ли заморских сладостей?
Женщина невольно обернулась на голос. И увидела перед собой приятное лицо молодого мужчины, пристально смотрящего на неё горящим добрым взором. Он протянул ей коро- бочку заморских фруктов в сахаре.
– Кто ты? – настороженно спросила княгиня. – Что тебе нужно?
– Мы люди вольные, – с достоинством заявил мужчина. – Вот, возьми, заморской снеди, говорят женщинам, надобно есть сладкое, дабы лицо было веселее.
Велигорову немного раздражало бесцеремонное поведение мужчины. Но она в растерян- ности приняла подарок.
– Да ты не робей, я не обижу, – мужчина улыбнулся.
– Может, назовешь мне свое имя, – Евдокии пришлось сделать шаг назад от мужчины, поскольку он подошел к ней слишком близко.
– Скажу, отчего же не сказать – то. Люди зовут меня Енай Бравлин.
– Енай Бравлин. Занятно. Ты, чай, не из казаков?
– Я волю люблю более всего на свете, – уклончиво проговорил Енай. – Вот и тебе княги- нюшка, волюшку то надобно познать. Тем паче, что Федор Матвеевич и знать тебя не же- лает, и защиты тебе искать не у кого.
– А ты мне что, в защитники набиваешься? – настороженно проговорила Велигорова.
– Да, княгинюшка, я и защитить могу. Ты не сомневайся.
Молодая женщина была сбита с толку. Она озадаченно вглядывалась в ладный стройный силуэт молодого мужчины. Его черные кудри спадали на плечи. Стройное крепкое тело говорило о том, что он мог и в бою сдюжить, и хлебушек посадить. Было ему вероятно около двадцати пяти лет. Он говорил с ней как-то странно, ровно хотел сбить её с толку, выставляя напоказ грубоватый мужицкий говор. Княгиня скорее