не мог он изгнать из себя эту тревожную маяту. Дурные мысли хороводили в его голове. Егоров измял всю простынь, сменил десяток поз, но мозг его продолжал возбуждённо работать, и сна не было ни в одном глазу. Неизбежность скорой разлуки с семьёй была очевидна: как бы не желал Егоров не идти проводником, как бы не упирался и что бы только не придумывал в оправдание, ясно понимал – заставят. Один звонок председателю колхоза, и тот не то, что отпустит одного из лучших своих охотников, но и сам в дорогу соберёт, а надо будет, ординарцем с ним пойдёт. А упрётся Егоров, откажется наотрез, и быть беде. Забудутся все его заслуги, перевыполнения плана, фронтовое прошлое. И рухнет Егоров на самое дно. По три шкуры драть с него станут, старшую дочку начнут в школе всячески припирать. Таких случаев в колхозе хватало. А могут и докладную написать куда надо. Да так расписать, что в скором времени отправится Егоров по этапу в другие глухоземные места. Спасти его могла только собственная смерть. Он вовсе не боялся идти во вражеский тыл, хотя и помирать ему, человеку уже ходившему под смертью на этой войне, совсем не хотелось. Егоров честно исполнил свой долг, и не думал, что придётся вновь соприкоснуться своей судьбой с этой войной. Он противился долгой разлуки с родными, понимал, что его работа останется за ним и по возвращению всё придётся навёрстывать, да и домашних дел накопилось с избытком.
– Васенька, ну почему не спишь? – раздался вдруг сонный голос Насти.
Егоров чуть было не вздрогнул. Настолько он был уверен, что супруга спит. Он лишь пожал плечами в ответ.
– Спи, родной, спи! – ласково запела она. – День тяжелый был у тебя, да завтрашний не лучше будет! Вставать рано.
– Не спится что-то… – хриплым голосом буркнул он, потому как не знал, что ещё ей ответить.
Настя погладила мужа по груди своей нежной ладонью и прижалась к ней щекой ещё плотнее.
– Не ходи ни куда, Васенька! – вдруг проронила она совсем тонким, жалобным голоском.
Ещё больнее зажгло в груди у Егорова, ещё тяжелее навалился на душу груз, и дышать стало совсем не выносимо.
– Как же не пойти, Настенька? – тихо проговорил он, тяжело дыша.
– Не иди и всё! – продолжала Анастасия рвать своим просящим тоном душу Егорову. – Ты же отвоевал своё! Ну зачем опять туда соваться? Не прикажут же тебе более! Тебе они не указ!
Она говорила правильные вещи. Те, что полностью повторяли мысли самого Егорова. Но не думала, а может, не хотела говорить, о другой стороне всей этой ситуации. Той стороне, что могла открыться всей их семье в случае отказа.
– Не они прикажут, так другие! Не маленькая уже, поди, должна понимать! – тихо прошептал Егоров, как можно спокойнее и мягче.
Анастасия вдруг резко вскинула вверх свои длинные ресницы и обвела мужа сонным и, в то же время, сосредоточенным взглядом. Егоров взглянул украдкой в ответ и вновь перевёл взгляд в окно.
– Глупенький, ну как ты нас оставишь? – продолжала жалобиться она. – Меня, дочек наших? Да и кто прикажет? Кто? Председателю от тебя план нужен, а на это дело он кого похуже