не хотела. Мысль о том, что Птицу убили не случайно.
Тачанский райотдел милиции располагался в старинном двухэтажном особняке из красного кирпича. Высокое крыльцо с литыми чугунными перилами венчала островерхая шатровая крыша, вызывавшая в памяти песню про отраду, живущую в высоком терему. Поднимаясь по лестнице, я вдруг подумал, что, скорее всего, именно здесь и располагался до революции полицейский участок. И именно здесь прошли последние часы подручных Тачана, – от оргии с красавицей Машей до бесславной гибели от мозолистых рук ткачей. Вот по этой лестнице вели, наверное, бессловесную девушку, еще не понимавшую, что ее ждет. И по ней же совсем скоро будет подниматься толпа таких же молчаливых бородатых и безбородых мужиков, буднично, как пастух хворостину, сжимавших в руках выдранные из огородов колья. Вряд ли у дезертиров были выставлены посты, быть может, они просто спали или резались в карты в одном из залов и даже не успели понять, какая опасность исходит от вечно покорных и тупых ткачей, боявшихся одного вида оружия. Я представил удивленное лицо первого бандита, в грудь которого кто-то с размаху засадил кривую палку, молчаливую сцену массового убийства, потоки крови, которые стекали с этой лестницы.
А еще подумал, что эти стены видели тысячи убийц и убийств, насильников и насилий, жутких не числом и деталями, а своей возведенной в абсолют бессмысленностью. Бессмысленностью, от которой нет лекарства, потому что природа ее непонятна. Или же схожа с природой самого русского человека.
В РОВД я заплутал в путаной анфиладе коридоров и тупиков, и едва смог найти кабинет Толика. Пухлый в ментовской форме сидел в большом кресле на колесиках (кажется, в магазинах оно именуется креслом руководителя). От постоянной езды линолеум под креслом протерся до цемента, и грязные края покрытия с торчащим ворсом жалобно загибались вверх.
Человек в кресле что-то писал на листке бумаги, одновременно стряхивая в пепельницу несуществующий пепел с потухшей сигареты.
– Приема сегодня нет, – не глядя на меня, злым механическим голосом произнес Пухлый. – По всем вопросам – к начальнику дежурной части.
– Толя, это я, Андрей.
– А, Андрюха, заходи, – Пухлый даже не посмотрел в мою сторону. Продолжая писать, он теперь мял окурком груду скрюченных бычков. – Погоди пять минут. Отчет закончу.
Пока Толик заканчивал, я успел рассмотреть его самого и кабинет. Пухлый давно уже был не пухлым. Крупный мужик со злым скуластым лицом. Выглядит старше своего возраста лет на десять. Единственный шкаф в кабинете был забит бумажными папками, на шкафу покоилась солидная офицерская фуражка. На полированном, местами протертом и прожженном столе – такой же мама купила мне, когда я пошел в первый класс – не было даже компьютера. Вот тебе и большой начальник, подумал я. Да нет, погоны майорские. Что же они руками-то пишут до сих пор?
– Ну, здорово, брат. Из Москвы? – Пухлый закончил писать и протянул мне руку. Я инстинктивно напряг мышцы ладони и не напрасно – хватка у майора была под стать прессу.
– Из