коль сын твой – Вергилий,
Пусть грустной судьбою его наградили.
Для вас, португальцы, я песню пою,
От вас не укрою тревогу мою.
Не ранить бы души вам песней унылой:
Нет книги грустней в Португалии милой!
Антонио
Какая нынче ночь! Мой уголь, словно лёд:
Принёс его из клети;
Сую его в камин, пусть пламя запоёт
О милом жарком лете!
Рождён в королевстве златых алтарей
У берега моря.
Карлота старая[1]! Рассказывай опять,
Люблю твои сказанья:
Ведь ты поможешь мне их в прошлом откопать —
Мои воспоминанья.
Я – внук мореходов, героев морей,
Правителей индий, бродяг, бунтарей,
Властителей моря!
Могильщик молодой, тебе вольно не спать,
И петь, и веселиться!
Мне тяпку одолжи, мне надо откопать,
Что в памяти хранится.
Какие ветра! Ах, какие ветра
Гуляют на море!
Вставайте из могил, у церкви, на дворе,
Наивны, нелукавы,
Вставайте из могил, все в лунном серебре,
Вы, детские забавы.
Ночь нынче грознее, страшней, чем вчера!
Зажги у купели свечу, о, сестра,
За тех, кто на море…
Карлота у окна, шептала в кутерьму
Дождя и бездорожья:
«Мой мальчик, о, мой принц!
Ты счастья дай ему, Святая Матерь Божья!»
Во вторник пришёл я в неласковый мир,
Под звон колокольный!
Антонио взрастал, судьба его ласкала:
Был счастлив и любим!
(И боль, что с ним жила, в груди квартировала, —
Взрастала вместе с ним…)
В карете судьбы захандрил пассажир,
Задумал покончить, печален и сир,
Я с жизнью бездольной…
Был ангелом одет на шествии он вскоре,
Осенней тусклой желтью
Пришлось ему нести (как плакал он, о горе!)
Большую губку с Желчью…[3]
Вы скоро замёрзнете, воды реки, Замёрзнете скоро!
Ах, тётушка моя, почтенная Дельфина[2],
Она деньком дождливым
Молилась за меня у жаркого камина —
И вырос несчастливым!
О, воды речные и вы, родники!
Баюкают душу, чисты, глубоки,
Напевы немолчного хора…
В новены[4] вечером ходил Христа просить:
Невинный детский лепет!
О, как хочу сейчас его я воскресить:
Тот пыл, тот чистый трепет!
Студенты бродили, где шум, толчея.
Ах, им за столом не сидится…
И крёстная[3] времён с французами войны
Зарею голубою
На исповедь во храм, где горы зелены,
Брала меня с собою.
Таким же, как вы, был когда-то и я!
Повесы и плуты, плохие друзья!
Позвольте поэту трудиться.
Святым я шёл туда, но голос падре сдержан:
Он думал: озорство!
Я плакал и твердил,