не скоро…
Служанки старые за прялкой коротали
Неторопливо ночь.
Чернушка лаяла, как совы пролетали,
Крича, летели прочь.
Вы по снегу шли у замёрзшей реки,
Босые, холодной весной!
Зе ду Теляду жил поблизости от нас[4]:
Монахини смиренней
Вдова его просить ходила к нам не раз
Под вечер, в дождь осенний…
Раздетые, вот вам мои пиджаки,
Босые, носите мои башмаки…
Мне пары довольно одной…
Сентябрь, ещё жара, и праздник винограда[5]!
И бедняки о хлебе
Нас просят ради душ, – да будет им награда! —
У Бога, там, на небе.
Когда я умру, этой болью объятый,
Меня упокойте вы в море!
Там были и слепцы с нетвёрдою походкой,
С незрячим взглядом вдаль!
И в язвах, в лишаях, а всё ж больных чахоткой
Мне было больше жаль…
От горя до горя, печалью заклятый,
Бреду я, покуда, водою разъятый,
Не стану частицею моря!
Вот в рамке траурной письмо[6] – рыданье в ночь,
Родительское горе!
Как их утешить, тех, кто сына или дочь
Теряет там, на море!
Бьёт полночь… Удары! как медленно их
Звонарь отбивает – пластает….
О, этих родников вечерний плач осенний
Средь жаждущей травы!
И лунный свет кропит водою вдохновений
Всё тленное, увы…
И Виктор опять в уголочке притих,
Он – снова дитя, и слагает он стих,
Все слоги по пальцам считает!
Часы о полночи торжественнее били:
«Труш!» – так спадает груз.
И дедушка, что спал спокойным сном в могиле,
Входил, о, Иисус!
Сосед мой заходит, я стул пододвину:
Он голоден, жаль мне вдовца-горюна.
В прополку – тишина, как не было народа,
Никто не заходил.
А управляющий[7] наш выбран от прихода:
Могильщиком он был…
Сосед, не спеши, сядь поближе к камину!
Вот ужин мой, видишь? Ты съешь половину
И выпей стаканчик вина!
Слуга скончался в ночь, заставил всех страдать:
О, горькая разлука!
Дрожа, его просил бабуле передать
Слова любви от внука…
Латинский квартал, ты усталый от зноя,
Усни после тяжкого дня!
О, африканские гитары рек, альты
И фадо[5] в тишине!
О, говорящих рек вода! Живая ты,
С угрями в глубине!
Ах, Жорж[8], замолчи! Что же это такое?!
Ты даже охрип! Ну, оставь же в покое,
Безумный, оставь же меня!
На смоквы я влезал, что щедростью дивили:
Плодов – как в небе звёзд!
И в шапки рваные их нищие ловили:
Тянулись в полный рост…
О, добрые души, придите ко мне!
О, духи-кочевники, в вас – моя грусть!
В колодце заперта, как мавританка в замке,
Печальная