к Изольде домой с трофеем – красавцем Варнавой, я готова была кусать себе локти от досады. Куда приятнее было бы привезти его домой К СЕБЕ, поухаживать за ним, перевязать плечо, а потом уложить его, несчастного, все потерявшего, к себе в постель. А вместо этого мне приходится делить общество Варнавы с Изольдой! Ведь это именно она настояла на том, чтобы мы поехали к ней, а не ко мне, как договаривались прежде…
Так оно и вышло: тетка полностью окружила его своим вниманием, словно меня вообще не существовало. Горячий ужин, хороший коньяк, сигареты, обмен информацией хрипловатыми от табака и полушепота голосами (они выглядели как сообщники!) и нервирующее меня постоянное употребление режущих ухо словечек вроде «регистрационная палата», «генеральная доверенность», «недвижимость», «риэлтерская фирма»… Как будто самым важным из последних событий в жизни господина Мещанинова являлся факт его банкротства, а не то, что его чуть было не убили на кладбище.
Иногда и мне позволяли высказать свое мнение, но ничего, кроме ставшей навязчивой идеей фразы «во всем виновата Пунш», я все равно не произносила. Не хотела даже вступать в спор. Да и чем я могла аргументировать свое убеждение, если оно строилось в основном на ревности и интуиции? Мне почему-то казалось, что и Изольда должна была связать мошенническую деятельность Блюмера с Пунш, ведь такое стечение обстоятельств не могло не вызвать недоумения у нормального человека: в Варнаву стреляли в тот же самый день, когда в его квартиру въехали незнакомые люди. И именно в этот же день он узнал, что по генеральной доверенности, которую он якобы дал какому-то Льву Борисовичу Блюмеру, вся его недвижимость продана. А где же деньги? И что это за чертовщина такая?
На кухне, когда я жарила мясо, а Изольда заглянула ко мне, чтобы показать, где у нее хранятся специи (как будто я не знала!), она вдруг сказала:
– Ну нельзя же так, птичка. Ты же просто ревнуешь и поэтому все сваливаешь на эту девицу. Держи себя в руках – мужчины не любят ревнивых женщин. Ревность – это одна из составных собственничества, а какому мужчине понравится быть чьей-то вещью? Я, кстати, тоже разговаривала с ним об этой самой Пунш и поняла, что девица была не промах, везде успевала…
– В смысле? – Я покраснела из-за стыда за свою бестолковость: что-то я никого не понимала в последнее время. А мысли упорно сходились к одному: если везде успевала, значит, кроме Варнавы, у нее были еще мужчины? Что, что имеет в виду Изольда? И как ее правильно понять, чтобы не показаться слишком уж сексуально озабоченной?
– Он же рассказывал тебе про цыгана, который приносил ей деньги. А разве в наше время, да и когда бы то ни было, за просто так кто-нибудь давал деньги? Причем валюту?
– Думаю, что нет. И вообще я больше не хочу о ней слышать…
– Переверни, а то подгорит. Ты чего такая грустная? Убавь огонь и пойдем, поможешь мне сделать перевязку. Мазь у меня есть, бинты – тоже. Если не боишься, конечно.
Я горько улыбнулась – Изольда вся светилась счастьем. Неужели эта радость была вызвана тем, что я послушалась