пошто запоздал-то? В такую пору бежать – гиблое дело. Берега с реки на три версты просматриваются, каждая былинка как на ладони. И в лесах не схоронишься – холодище. Бесприютное время!
И вдруг Акимову захотелось рассказать старику всю правду: комитет поручил ему пробиться в Стокгольм, явиться к Лихачеву, быть возле него, спасти материалы научных изысканий ученого от расхищения зарубежными коршунами, сберечь их для отечества, которое скоро, совсем-совсем скоро станет царством рабочих и крестьян.
Но в последний миг Акимов сдержался. «Успею еще рассказать. Не приведи господь, если в тайге придется до весны задержаться», – подумал он.
– Уж так случилось, Федот Федотович, – сказал Акимов, – рисковал. Не будь погони, может быть, и пробился бы.
– Уж это так. Без риска в буран во двор на выйдешь, а если край как надо, то и в тайгу полезешь, – с пониманием отозвался Федот Федотович.
После ужина Акимов набросил на плечи полушубок, вышел «на волю». Мороз в ночь вроде смягчился. Небо покрылось тучками, а звезды перемигивались только в самой вышине небосвода. Ветер посвистывал между макушек деревьев, но здесь, на земле, было тихо, и согнутые снегом ветки оставались неподвижными.
Акимов смотрел на небо, прислушивался, думал: «Какое же сегодня число? Кажется, двадцатое ноября. А день? Пятница. Нет, четверг. А может быть, уже суббота… Если б все произошло удачно, ходил бы я теперь по улицам Стокгольма… Хорошо, если Прохоров не оставит дядюшку в одиночестве, хорошо, если тот поправится и сумеет сам постоять за себя… Хорошо, если не затянется мое сидение… Да, хорошо то, что хорошо… Но как бы не сложилось все плохо».
Акимов не слышал, как подошел к нему Федот Федотович. Старик несколько минут стоял неподалеку от него, попыхивая трубкой.
– Снег собирается, – поглядывая на небо, сказал старик.
Акимов вздрогнул – таким неожиданным был голос Федота Федотовича.
– Сегодня четверг или пятница? – спросил Акимов.
– Ты чо, паря! Со счету, что ль, сбился?! Пятница доходит. Завтра суббота. Придем на место, баню топить будем. С устатку хорошо попариться.
– А снега не видно, Федот Федотыч. – Акимов втянул в себя холодный воздух.
– К утру навалит в пол-аршина. След наш прикроет. – Старик засмеялся. – Уж как, поди, урядник мечется туда-сюда, носом водит, глазом зыркает… Пойдем, паря, спать. Никто нас тут не тронет.
Акимов зевнул, потянулся до хруста в костях.
– Да-а, поспать не мешает. Спал это время так себе: один глаз закрыт, другой смотрит, в одном ухе покой, другое полет пушинки слышит…
– Маета! – Федот Федотович тоже зевнул.
Они вернулись в избушку. Бока печки пылали жаром. Стало уже душновато. Федот Федотович поколдовал возле печки, потом вытащил в стене круглую затычку. В отдушину потянуло свежинкой. Акимов раскинул полушубок, подбил сено к стене, под голову, лег.
Федот Федотович примостился