Георгий Марков

Строговы


Скачать книгу

равнодушие. Поджог заимки показался ему чем-то далеким, похожим на полузабытый сон. Он тихо поплелся по тропе к пасеке.

      Рассвет застал его недалеко от заимки. Он вспомнил, что надо торопиться на пасеку. Медлительность могла погубить его. Сняв бродни, он связал их, перекинул через плечо и побежал босиком.

      Когда он подошел к дуплу, в котором с вечера спрятал ружье, солнце стояло уже высоко. Забрав ружье и патронташ, охотник направился к речке.

      От усталости руки и ноги дрожали. Однако ему удалось убить трех уток. Являться домой с пустыми руками не хотелось.

      Агафья всплеснула руками, увидев брата.

      – Ты ли это, Фишка? Ой, ой, похудел-то как!

      Стараясь не выдать смертельной усталости, дед Фишка весело спросил:

      – Неужто за одну ночь похудел?

      – Лица на тебе нет, – подтвердила Анфиса.

      – Не спал ночь, вот щеки немного и свело.

      – А убил чего или пустой вернулся?

      – Можно сказать, что пустой. Трек утчонок вот застрелил. Да сам сплоховал я. С вечера сел возле болотца и сидел все, ждал, – думал, селезни стайками подлетят. Надо бы походить мне, да… А Захар с Нюрой приехали? – спросил он.

      – Ну что ты! Когда им приехать? К вечеру поджидать будем.

      Дед Фишка наелся горячих гречневых блинов и ушел на сеновал спать.

      Агафья не будила брата. Он проспал до сумерек, встал с головной болью и нудной ломотой в ногах.

5

      Через неделю после поджога заимки дед Фишка поехал в Волчьи Норы к обедне. Он ни в чем не раскаивался, но ожидание вестей о пожаре и душевная тревога изнуряли его, поэтому он и решил съездить и помолиться. Старик шел по селу медленно, ступал нетвердо, горбился, страдальчески морщил лоб.

      Бабы смотрели ему вслед, говорили с жалостью:

      – Хиреет дед Фишка. Отгулял саврасый. Сколько им земли исхожено, – столько и на коне не объедешь.

      Перед людьми дед Фишка старался храбриться, понимая, что излишнее притворство может обернуться против него.

      По дороге он встретил своего дальнего родственника Петра Минакова. Петр стал расспрашивать старика о здоровье. Дед Фишка молодился.

      – Поживу еще, поживу! В родителей удамся, так еще лет двадцать – тридцать пожить надо. Матушка на сто четвертом убралась…

      К церкви он подошел задолго до обедни. Звонарь только еще начал звонить в большой колокол.

      Скоро на косогор, как букашки, поползли люди. К пряслам подъехало несколько телег с богомольцами из соседних деревень.

      Дед Фишка сидел у оградки с опущенной головой, притворяясь тяжелобольным. Мимо него проходили люди. Многие смотрели на него с любопытством, перешептывались.

      Один из идущих в церковь остановился перед ним.

      – Как здоров, Финоген Данилыч?

      Старик не сразу припомнил, чей это голос. Он поднял голову и будто от сильного удара опустил ее: перед ним стоял Зимовской.

      Дед Фишка не мог вымолвить ни слова. Но, несмотря на растерянность, мозг его работал трезво.

      «Встать надо», –