Этим утром они выглядели не более необычно, чем миллион других сосен Ламберта или желтых, – желтые были даже немного зеленее.
Деревца на краю леса моложе тех, что поднимались за ним, только тридцати – тридцати пяти футов росту, лет двадцати от роду. Они выросли из семян, которые попали на землю тогда, когда он прожил на ранчо уже десятилетие, и ему казалось, что он знает их лучше, чем кого-либо из людей, встреченных им за всю жизнь.
Лес всегда представлялся ему храмом. Стволы вечнозеленых великанов напоминали гранитные колонны нефа, воспарявшие ввысь, поддерживая свод из зеленой кроны. Запах хвои идеально подходил для размышлений. Гуляя по извилистым оленьим тропам, Фернандес часто ощущал, что находится в святом месте, что он не просто человек из плоти и крови, но наследник вечности.
Он всегда чувствовал себя в безопасности в лесу.
До сих пор.
Шагнув с луга в беспорядочную мозаику теней и солнечного света за переплетенными сосновыми сучьями, Эдуардо не обнаружил ничего необычного. Ни стволы, ни ветки не обуглились, не были хоть как-то повреждены жаром, не заметно даже подпалин на коре или потемнения на пучке иголок. Тонкий слой снега под деревьями нигде не подтаял, и единственные следы, которые здесь были, принадлежали оленям, енотам и зверям еще поменьше.
Он отломал кусочек коры сосны Ламберта и растер его между большим и указательным пальцем правой руки в перчатке. Ничего экстраординарного.
Эдуардо продвинулся глубже в лес, дальше того места, где ночью деревья стояли в лучистом свечении. Несколько старых сосен поднимались выше двухсот футов. Теней становилось все больше, и они чернели сильнее, чем ясеневые почки в марте, так как солнце находило все меньше места, чтобы прорваться вниз.
Сердце не было спокойным. Оно стучало сильней и быстрей.
Он не мог найти в лесу ничего странного, но что теперь всегда было с ним – это тревога в сердце.
Во рту пересохло. Изгиб спины покрылся холодком, с чем ничего нельзя было поделать на зимнем ветру.
Недовольный собой, Эдуардо повернул обратно к лугу, идя по следам, которые оставил на пятнах снега и толстом ковре опавшей сосновой хвои. Хруст его шагов вспугнул сову, дремавшую на насесте высоко в своем тайном жилище.
Почувствовал, что в лесу что-то неладно. Он не мог уточнить что. И это обостряло его недовольство. Неладно. Что, черт возьми, это означает? Неладно, и все тут.
Ухающая сова.
Колючие черные сосновые шишки на белом снегу.
Бледные лучи солнца, прорвавшиеся через разрыв в серо-зеленой кроне.
Все совершенно обыкновенно. Мирно. Но неладно.
Когда Фернандес почти вышел к внешней границе леса, к покрытому снегом полю, которое уже виднелось между стволов впереди, он внезапно с уверенностью ощутил, что не сможет дойти до открытого пространства, что нечто стремится к нему сзади, – некое существо, неопределимое так же, как и неладность, которую он чувствовал повсюду вокруг. Он пошел быстрее. Страх рос с