в рамку?
– Да, мои предки его размножат и оклеят все стены как обоями. – Она туго свернула диплом в трубку, постучав по концам. – Заламинируют и будут использовать как подставки под тарелки. А мама сделает себе такую татуировку на спине. – Она сунула диплом под кровать. – Ну-ка, подвинься, – добавила она, подтолкнув его на край матраса.
Он освободил ей место, с некоторой неловкостью обняв ее за плечи и неуверенно поцеловав в шею. Она повернулась и посмотрела на него, натянув одеяло до подбородка:
– Декс?
– Угу?
– Давай просто пообнимаемся, ладно?
– Конечно. Если ты этого хочешь, – ответил он, как и полагается истинному джентльмену, хотя, по правде говоря, никогда не понимал, какой смысл лежать и просто обниматься. Обниматься надо со старыми тетушками и плюшевыми мишками. Его лично тошнило от этих нежностей. Пожалуй, пора признать свое поражение и как можно скорее убраться отсюда… но она уже по-собственнически устроилась на его плече, и какое-то время они так и лежали, – неподвижно, смущаясь.
Наконец она произнесла:
– Не могу поверить, что я предложила пообниматься. Черт, пообниматься! Извини.
Он улыбнулся:
– Ничего. Хорошо хоть не пообжиматься.
– Пообжиматься – куда уж хуже.
– Или потискаться.
– Какой кошмар. Давай пообещаем друг другу, что никогда не будем тискаться, – сказала она и тут же об этом пожалела. Чтобы она и он тискались? Вряд ли это когда-нибудь случится.
Они снова на некоторое время замолчали. Восемь последних часов они болтали и целовались, и теперь оба испытывали непреодолимую усталость во всем теле, что приходит на рассвете. В заросшем саду запели дрозды.
– Люблю этот звук, – проговорил он, уткнувшись в ее волосы. – Дрозды на рассвете.
– А я ненавижу. Когда слышу его, мне почему-то кажется, что я сделала что-то, о чем пожалею.
– Поэтому этот звук мне и нравится, – сказал он, снова пытаясь поразить ее своей мрачной харизмой. А через минуту добавил: – А ты сделала?
– Что?
– То, о чем жалеешь?
– Ты имеешь в виду это? – Она сжала его руку. – Наверное. Пока не знаю, правда. Спроси меня утром. А ты жалеешь?
Он прижался губами к ее затылку.
– Нет, конечно, – ответил он, а сам подумал: это никогда, никогда не должно повториться.
Довольная его ответом, она придвинулась ближе, сказав:
– Надо поспать.
– Зачем? Днем нет никаких дел. Ни заданий, ни работы…
– Перед нами только вся жизнь, такая длинная, – сонно пробормотала она, вдыхая чудесный теплый запах его немытого тела и в то же время ощущая тревожную дрожь, пробравшую ее при мысли о самостоятельной взрослой жизни. Она вовсе не чувствовала себя взрослой. Не была готова. У нее было такое чувство, будто посреди ночи вдруг сработала пожарная тревога и она выбежала на улицу, схватив в охапку одежду. Если учиться больше не нужно, что же делать? Чем заполнить дни?