Но Акулька, казалось, пришла именно к покойному, а не к тем, кто вокруг него, и поэтому, не обращая внимания на собравшихся и даже, наверно, не думая о них, она смотрела на усопшего Киндина, горько, искренне плакала и громко причитала – умело подбирала слова, составляла фразы скорби и боли, произносила их нараспев, складно и нескучно. И многие с немым удивлением чувствовали, что от её причитаний покойник приобретал особую ценность, особую значимость – почти величие!
С той поры так и повелось в селе: как покойник в доме, так туда приходила Акулька, никчемное, ничего не значащее существо, невысокая сухонькая женщина, похожая на постаревшего подростка. Бог ведает, откуда она узнавала о покойнике, но появлялась в доме умершего одной из первых. Прощалась с покойным, скорбела, плакала, заходилась в рыданиях и постепенно начинала голосить. Её появление на чужих похоронах порой было ненужным, иногда даже раздражало родственников, но никто не смел её прогнать, тем более, никто не смел перебить её причитания – «заткнуть», как затыкали раньше в разговоре. Её слушали до конца; это очень важно, чтоб тебя выслушали до конца! У гроба усопшего она могла хоть что-то сказать людям без «затыкания», хоть поголосить… В момент чужой смерти она что-то значила – с нею считались!
4
Жизнь, увы, быстротечна – не успеешь оглянуться, как всё позади. Об этом многие догадываются, что даже удивительно…
Через восемь лет, в течение которых Акулька оплакивала и провожала на кладбище (или «на могилки», как здесь говорят) дорогих покойничков, пришёл черед самой Акульки. Умерла она в конце сентября, когда зрелая осень вошла в полную силу, и кунишники торопились убрать выращенный урожай. Умерла она одинокой, бездетной, бессемейной и нищей. Сердечко её, оказывается давно болело: надорвалось, заморилось и решило отдохнуть. Поскольку ютилась бедная плакальщица одна в полуразвалившейся хатёнке, то её труп не сразу обнаружили, а когда обнаружили, встал вопрос, кто хоронить будет? Из родственников у Акульки уже не было никого, поэтому пришлось соседям выполнить неприятную миссию: тело обмыть, гроб соорудить, могилу выкопать да попа пригласить. Хотя… кому эти хлопоты нужны? У всех же – уборка урожая! Просо надо жать и очищать!
Всё, что надо было сделать с покойной, соседями делалось с неохотой, кое-как, наспех – поскорее бы зарыть и забыть. И поп кадилом помахал чуть-чуть, формально, поскольку ему не заплатили.
Её гроб несли быстрым шагом по сухой пыльной дороге. Носильщиков гроба тайно радовало лишь то, что покойница маленькая, худая, высохшая, и нести её легко. За гробом шла горстка народу – в основном сердобольные бабы, да две старушки, которые были и кормились на всех похоронах, тем и жили.. Шли молча, насуплено. И никто не голосил! Будто и не похороны, а так, будничное и постное закапывание трупа.
Дорога на могилки шла в гору, и когда скорбная процессия поднялась уже выше церкви, всех догнала припоздавшая тётка Маруся Ершиха.
– Куда же вы так спешите? – переводя дух, упрекнула