столом в костюме цвета весенней травки восседает Француз.
Лет пять тому назад за ним с грохотом и лязгом затворилась камера кичи, и исчез он – казалось, уже навек – среди безликих зеков. И вот опять, как в несуразном сне, сидит передо мной – самоуверенный, ухоженный римский патриций, только обрюзг чуток. Не похудел, даже раздался, то ли по блату перепадала двойная пайка, то ли отъелся уже на свободе. Но главное – раньше ему как будто чего-то не хватало, чтобы казаться бизнесменом на все сто, а теперь вошел в самую пору, заматерел, страдания в узилище придали физиоморде законченность, силу, какая бывает у людей, хлебнувших в этой жизни всякого.
Сановное рыло бандита уродует не предвещающая приятных сюрпризов ухмылка, и я мысленно прощаюсь с белым светом и всем, что мне дорого.
– Не ожидал? – спрашивает Француз.
За моей спиной раздается долгое довольное «гы-ы-ы», это смеются бугаи. Француз тянет паузу, похоже, ожидая, что я повалюсь без чувств на дубовый паркет или начну лизать его и без того сверкающие туфли и умолять о пощаде.
Ни того ни другого я не делаю. Стою и смотрю, хотя, откровенно признаться, держусь на пределе, и голос бандита доносится до меня точно с расстояния в тыщу верст.
– В этой жизни побеждает сильнейший, – назидательно продолжает Француз. – Истина, как ни крути. Что мы сегодня имеем? Я – президент фирмы, а ты водовозка. Ниже только бомж, да и то не всякий. Чего молчишь?
– Слушаю.
– Ну-ну. Послушай. Авось поумнеешь. Перед смертью. Небось представлял, что меня законопатят пожизненно? А я всего три годочка с копеечкой отсидел. Кого надо купил, включая судью «неподкупного». У нас, милый, Фемиду можно трахать и сзади, и спереди. Почти все эпизоды отмели, а за остальное дали по минимуму. И в камере мне было славно, как у родной мамочки. Даже комфортнее. А теперь я буду судить тебя, голубарь. Суд мой скорый, но справедливый. Как предпочитаешь сдохнуть, сыч: долго и мучительно или легко: чпок – и уснешь, как ребенок?
– Пожалуй, я бы выбрал вариант номер два – если ты нынче такой добрый.
– Э, сыч, сладкий финиш надо еще заслужить. В пятницу Царя грохнули. – Француз не поясняет, о каком Царе идет речь, любая собака в нашем городе знает: президент стальной корпорации, друг-приятель мэра. Вот те на, такую гору свалили! – У нас были с ним общие дела. Твоя задача: найти того, кто Царя заказал. Подчеркиваю: не киллера – этот мне без надобности. Даю месяц сроку.
– Два.
– Он еще кочевряжится… Лады. Сегодня 29 января. Значит, крайний срок 29 марта. Ни днем позже. И учти, я шутить не привык. Мои ребятишки за тобой последят, чтоб не слинял. Хотя вряд ли сбежишь. У тебя здесь предки и бабы – бывшие и нынешняя. Ты же не хочешь, чтобы они отдали концы? Нет, ты их не бросишь. Совесть не позволит. Скорее, сам сдохнешь, верно? Совесть – твое слабое место, дружок, ахиллесова пята.
– Но ведь убийством Царя менты занимаются. А если они первыми заказчика вычислят?
– Тогда считай, что тебе повезло. Ну, попутного ветра, м-м-мразь, – посылает меня