ему: «Ты уже взрослый», и мы его не «пасли»: не звонили каждые полчаса, пытаясь узнать, где он и с кем, не лезли в ящики его стола во время уборки или в компьютер, не френдили его в соцсетях, чтобы вычислить круг общения, – ничего такого, но вечерами, если он задерживался, все равно не ложились, а досиживали до того момента, пока в дверях не начинал возиться ключ, а чтобы время не тянулось слишком медленно, работали – что еще делать по вечерам, так-то разобраться?
Звонок прозвенел сначала коротко и робко, и я, наверное, подумала, что Ваньке опять лень искать ключи по своим многочисленным карманам… то есть я не помню, конечно, о чем подумала конкретно, помню только, что открывать сразу не пошла, а поднялась с места лишь тогда, когда звук повторился – настойчивый и протяжный, а потом еще и еще раз. А что делал Андрей? Почему он-то не открыл? Я и этого не помню. Может быть, тоже работал – писал что-нибудь или читал. Или курил на балконе. Наверное, я тогда разозлилась на этот звук: свекровь уже уснула, весь день ее мучило давление, раскалывалась голова, и вот теперь, когда она с таким трудом отключилась, напившись таблеток, этот поросенок трезвонил в дверь, потому что ему лень… Наверное, пока я шла, я думала: «Ну ты у меня получишь!» – или что-то подобное, дело было к двенадцати ночи, и, понятно, кроме Ваньки звонить в дверь было некому, но я зачем-то все равно посмотрела в глазок…
На лестничной площадке, тускло и холодно освещенной (лампами дневного света, а не лампами накаливания, возможно, отметила я про себя, если редактировала тогда книгу про физика), стояли какие-то люди. Их черные силуэты, подсвеченные в спину, а потому безликие, производили нетерпеливое шевеление. К звонку потянулась рука, мужская, на мгновение сделавшись огромной и перекрыв обзор, и в коридоре опять раздался резкий звук.
– Кто там? – спросила я (или не спросила, не успела).
А с той стороны сказали громко и четко:
– Откройте, полиция!
Возможно, тут тоже был какой-нибудь диалог между нами, потому что, если рассуждать логически, ну кто поверит, что в двенадцать ночи черные силуэты за твоей входной дверью действительно полиция, а не бандиты какие-нибудь… кто поверит, если он нормальный, в смысле если он сам не бандит и вроде нас с Андреем даже дорогу всегда старается переходить по зебре? Возможно, мы некоторое время препирались с теми, кто в тот вечер стоял за дверью, и Андрей (а в какой-то момент, которого я тоже не помню, около меня в прихожей оказался Андрей) сам грозил пришельцам полицией и не торопился открывать. Собственно, я ничего не помню, в смысле никаких подробностей, кроме одной: как я опять смотрю в глазок, а там черные силуэты расступаются и за их спинами я вижу – чувствую, узнаю – Ваньку.
Ванька стоит, опустив голову, челка падает на глаза, и тот, кто держит его за руку повыше локтя, кажется мне огромным, а Ванька, наоборот, крошечным. И тогда мы наконец открываем.
Толпа за дверью мне только померещилась. Их всего трое, и Ванька с ними. Тот, кто стоит ближе к дверям, представляется и протягивает открытое удостоверение. Говорит положенные